Улия Воронина - И сильнее страха

Кто в страхе живет, тот и

гибнет от страха

(Леонардо да Винчи)

Она проснулась от собственных стонов, в поту. Опять тот же сон!..

Рене не открыла глаза, не пошевелилась, хоть и знала, что больше уже не уснет. Она лежала не двигаясь, с напряжением ожидая и страшась услышать знакомые жуткие звуки. На секунду – другую ей даже показалось, она действительно слышит их, прямо сквозь редкие, но оглушительные удары своего сердца слышит плач, стоны… но потом кошмарные иллюзии, слава богу, отступили, оставив ее в тишине. Только тогда она осторожно приоткрыла глаза – еще одна привычка, навязанная страхом: каждый раз, просыпаясь, она боялась, что вместо часов на стене, она увидит зеленоватое свечение лазерных прутьев клетки, в которой провела долгие месяцы плена.

Сердце забилось ровнее: перед ней ее комната, ее часы. На часах было 3.05. Что ж, ей редко приходилось спать всю ночь: страшные воспоминания имели привычку возвращаться и мучить ее во сне.

Рене хорошо знала, что сопротивляться терзающей ее боли, лежа, труднее, движения быстрее прогоняли страх и успокаивали встревоженную память, поэтому она встала и прошлась по комнате к окну. Ее комната, единственное в здании жилое помещение, выходящее окнами прямо на площадку космодрома, была почти пустой: Рене нуждалась в пространстве, а шум двигателей за окном напоминал ей о близости кораблей и, значит, о шансе спасения. Рене нажала кнопку, поднялись жалюзи, обнажая большое от потолка до пола окно, и комната осветилась огнями посадочного поля. Пол застилал обычный серый ковер, на стенах кое-где были размещены стеллажи с тщательно отобранными книгами и фильмами, в основном посвященными современным производственным технологиям, чье содержание даже отдаленно не касалось ее болезненных воспоминаний. В углу напротив окна стояло кресло, рядом был установлен обычный домашний компьютер, которым она пользовалась только когда анализировала события и изменения в ближайших системах, что было необходимо в целях безопасности. Ближе к выходу, в стенном шкафу помещался небольшой гардероб, всего несколько рабочих комбинезонов и официальный костюм. Больше в комнате ничего не было, ничего, что связывало бы ее с прошлой и даже настоящей жизнью, что говорило об ее привязанностях, вкусах или желаниях – комната была безликой.

Рене подошла к панели, скрывающей кухонную нишу. Почти сразу над плитой автоматически зажегся неяркий зеленый свет, но она поспешно его выключила: она никогда не пользовалась этим освещением, это слишком напоминало ей лабораторию… Так трудно избежать напоминаний, мыслей о прошлом, когда оно может вернуться!

Приготовив себе крепкий травяной чай, Рене забралась с ногами в кресло.

Даже сейчас, глубокой ночью, космодром продолжал принимать корабли, шла разгрузка почты, работали люди и машины. Пб-6731 была небольшой планетой, почтовой базой, находящейся в отдалении от цивилизованного мира, точнее между двумя основными политическими центрами Вселенной. Единственным населенным пунктом планеты был этот самый космодром и прилегающие к нему сортировочные базы, куда доставлялись почта и грузы с самых разных уголков познанной Вселенной, сортировались и перенаправлялись в зависимости от назначения, или хранились на многочисленных складах, расположенных по всей планете. Сам космодром представлял собой прямоугольную площадь, окруженную по периметру зданием, объединяющим все жилые и рабочие помещения в единое целое. Конечно, объем работ здесь не был таким, как на центральных планетах, и корабли прибывали не каждый час, но все же, ее окно освещалось огнями космодрома, слышался шум двигателей, иногда отголоски переговоров пилотов с диспетчерской, и это приносило Рене облегчение, надежду на то, что у нее есть возможность снова бежать.

Снова бежать, прятаться… Она, отлично сознавала, что силы ее несравнимы с силой и возможностями тех, от кого она бежала, и потому, какие бы хитроумные комбинации она не придумывала, ей не переиграть их до конца, а, стало быть, рано или поздно ее найдут. Все, что она могла у них выиграть, это время, – год, месяц, час… Даже несколько минут вне плена имели значение. И, в конце концов, все же могло что-нибудь произойти, могла явиться смерть, в которой единственно она и видела реальное избавление от всего – настоящего, будущего и прошлого…

Ей было тридцать один.