Грег Бир - Псы войны - пробуждение Ареса

В квартире тишина. Кроме меня здесь ни души. Космодесантник редко остается наедине с самим собой. Если ты не в тайм-ауте, в ухе постоянно жужжит чей-нибудь голос — либо напарник, либо ангел. Одиночество мне по душе. К тому же, оно продлится всего несколько часов. Скоро вернется Джо и расскажет, чем все закончилось. Откроет мне секреты — про маскианцев и про штольню, про кремниевую отраву и алмазную башню.

Про Тил.

И про форов, алчных, сварливых людишек, которые в одночасье лишились практически всего. И поделом — сами заслужили. Но даже такие негодяи, как они, не заслуживают нас.

Я сворачиваюсь в кресле калачиком и натягиваю одеяло повыше. Я чертовски устал, но голова гудит от мыслей. Скоро я заново переживу все это дерьмо.

Прошлое встает перед глазами.

Законы физики смертельно опасны, но биология гораздо кровожадней.

Мы находимся в воздушном цилиндре в самом центре космо-фрейма, только что проснулись после тайм-аута. Каждый получает дозу энерготоника, а вращающаяся щетка смахивает с нас остатки космолина. Похоже на автомойку в невесомости.

В этот раз с орбиты должны быть сброшены шесть фреймов. В четырех из них находятся фасции — вращающиеся цилиндры, в каждый из которых, точно пули в барабан револьвера, вставлены три капсулы. Мы окрестили эту конструкцию «грилем». В каждой капсуле — отряд космодесантников, в общей сложности — двести сорок человек. В пятый и шестой фреймы загружены транспортные платформы, тяжелое вооружение, машины и фонтаны. Какое именно оборудование нам сбросят, неизвестно. Увидим, когда приземлимся.

Очистившись от космолина, мы натягиваем гермоскафы, проверяем их, цепляем к поясу пистолеты и получаем кассеты с отработанной материей. Надеваем парашюты-«одуванчики» и расходимся по своим капсулам. Быстро, уверенно, без раздумий.

В капсуле темно и тесно. Давит на психику. Наши ангелы включают расслабляющую музыку, но от нее лишь хуже.

Меня бьет дрожь.

Почему так долго?

Внезапно отовсюду — со всех сторон! — раздается вой, шипение, визг. Меня припечатывает к одной стенке, к другой, швыряет о потолок, кидает на пол. Слава богу, оторвались!

Фасции, вращаясь, отделяются от фрейма, в цилиндрах запускаются тормозные установки. Когда скорость падения снизится, начнется отстыковка капсул.

Я ничего не вижу, но мой ангел проецирует на экран шлема цветную диаграмму. Яркая, радостная картинка. Все по плану.

Бросок начался.

Я не чувствую, как мы входим в атмосферу, хотя должен бы. Непорядок. Внезапно меня оглушает звериный рык — ага, началось-таки. И тут, как раз когда шум становится непереносимым, капсулы раскрываются, мы с тридцатью товарищами выскальзываем наружу и отчаянно цепляемся за аэрощиты.

Щиты встают дыбом. Мы в верхних слоях атмосферы.

Над Марсом.

Красная планета заполняет собой все небо.

Мы вдесятером прилипаем к щиту и на несколько минут зависаем в свободном падении, а потом скатываемся вниз.

Ослепляющая вспышка и палящий жар. Ткань моего гермоскафа хлюпает под порывами ветра, потом прилипает к коже, теплая и приятная.

Парашют раскрывается, выпуская в атмосферу миллион тонких, почти невидимых паутинок. Мы прозвали его «одуванчиком». Нити сплетаются в круглый шар диаметром около пятидесяти метров. Мой «одуванчик» дергается в разреженном марсианском воздухе, потом приклеивается к другим таким же нитяным шарам, внутри которых словно в коконе бултыхаются другие космодесантники.

Снаружи кокон объят пламенем, мы похожи на насекомых, барахтающихся в горящей сахарной вате. Восхитительное зрелище — словно над Марсом всходит алое огненное солнце. Я дышу как скаковая лошадь после забега. Экран запотел, мне почти ничего не видно, но и так понятно, что у нас проблемы. Большой огненный шар распался на части слишком рано, сквозь багровую дымку я вижу только двух товарищей, остальных унесло прочь. Можно лишь гадать, куда они приземлятся.

А огонь все ближе, все ярче. Трясет так, что меня едва не выворачивает наизнанку. Скорость падения замедляется с четырех километров в секунду до одного, затем до километра в минуту. «Одуванчики» догорают, а мгновеньем позже наши рюкзаки отрываются и уносятся прочь, оставляя за собой унылые клубы дыма.

Сгибаем колени. Удар о поверхность. Не очень-то мягкая посадка!

Встаю на ноги. А мне повезло. После неудачных бросков выживших, как правило, не бывает. Озираюсь. Вокруг, сколько хватает глаз, простирается равнина.