Алексей Жарков - Точка

– Икар?

– Да.

– Что это? – повторила вопрос Энсемьпятьтриноля.

– Да так, сувенир, – ответил Икар.

– Откуда?

– Ну… как… Тут рядом есть одно необычное место… это… там раздавали.

Тогда, слегка удивившись слову «рядом», Энсемьпятьтриноля разделась и больше о листовке не спрашивала.

Теперь же ее взгляд снова упал на лица пилотов штурмовых космических сил Энджи и на слова под ними.

– А что здесь написано? – спросила она без особого интереса.

– Не знаю, – соврал Икар.

– А зачем тогда повесил?

– Картинка прикольная.

Энсемьпятьтриноля присмотрелась и фыркнула.

– Ерунда, уроды какие мерзкие, фу.

Икар не ответил. Может быть и ерунда, его совершенно не интересовало изобразительное искусство и живопись, но нравилось разглядывать изображения. И не важно, были они на листовках или на полноценных картинах. Хотя картины ему нравились больше. Некоторые он даже запоминал по имени, то есть по названию, которое считал неотъемлемой частью художественного замысла. И если картина никак не называлась, он её никак и не запоминал. Разве можно запомнить что-то, у чего нет названия? Правда, настоящие картины встречались ему крайне редко, картинок было полно: одни нравились, другие не очень – мелькали мимо, бесследно забываясь. Почти все.

Картины, в отличие от картинок, можно было долго разглядывать, смотреть как фильм. Особенно ему нравилось, что картины рассказывали ему о нём самом. Икар смотрел на картину, а разглядывал в ней себя, погружаясь с её помощью в свои чувства, в свои ощущения, в свои воспоминания.

Энсемьпятьтриноля одевалась. Скоро она уйдет, и он снова останется один. Снова на него накатит тоска и грусть одиночества, и молчание, и тишина.

– Все время забываю, какой у тебя эшелон? – спросила девушка.

– Два три четыре.

– Спасибо.

Ей нужно было уточнить это для такси. Икар вдруг подумал, что это странно, что она не внесла номер его эшелона в карточку клиента, как она наверняка делала со всеми остальными, кто её звал. Наверное, это особенность характера, лёгкая расхлябанность или беспорядок, который необходим некоторым, чтобы ощущать движение жизни. Как высунутая в окно дрона кисть руки, играющая с ветром. В салоне такси тихо, и картинка за окном похожа на кино, в котором ты никак не участвуешь и которое ты никак не чувствуешь. А вот рука и воздух – это движение, вполне ощутимая связь с реальностью. Подтверждение твоего контакта с окружающим тебя миром. Так же и с номером его эшелона, который определяет высоту навигационного слоя относительно поверхности. Это же часть его адреса, почему бы его не записать и больше не спрашивать…

Странно. Икар бросил на Энсемьпятьтриноля короткий взгляд: она всегда очень долго собиралась, и обычно ему нравилось наблюдать за ней, но сейчас хотелось, чтобы она перестала одеваться и осталась. Чтобы встала рядом с ним у окна, и чтобы они вдвоём смотрели на закат и молчали, сплетаясь хвостами. И смотрели, как неторопливо погружается за горизонт меркнущая полоска Аури. И он бы сказал:

«Смотри, днем сложно разглядеть, что это именно полоска, а вечером видно вполне отчетливо. Саму полоску видно и даже некоторые элементы полярных колпаков. Если как следует присмотреться».

А она бы вздохнула и обняла его. Тёплая, нежная, как будто родная.

Единственное окно его жилища выходило как раз на запад. Аури всегда заходила в одном и том же месте – в просвете между огромными колоннами домов, основания которых терялись в дымном мраке нижних эшелонов, а вершины находились так высоко, что растворялись в облаках.

Икар считал, что ему повезло с видом из окна. Большинство домов смотрели друг на друга: из них ничего, кроме бесконечно повторяющейся текстуры точно таких же, совершенно одинаковых домов, видно не было. В просветах носились на безумных скоростях огромные грузовые дроны, и медленно, неторопливо проплывали не менее здоровенные, но, усыпанные светящимися иллюминаторами, пассажирские. Если бы не Энсемьпятьтриноля, Икар бы и не помнил, какой там у него эшелон. Цифра была прошита в его разрешении проживания на Хити, а точнее только в одном из районов под названием «Гронш». Что-то вроде изолятора для таких как он. Бывший жилой комплекс для низших слоёв, а теперь дом для мигрантов, чтобы те не смущали коренных жителей своими, так сказать, бытовыми особенностями.

– Там очередь, придётся подождать, ты не против, – сказала Энсемьпятьтриноля, не отрывая взгляд от визора.