Дмитрий Байкалов - Закон Дальнего космоса

Сколько раз они уже “в целом соответствовали”! Во Вселенной пропасть галактик, обнаруживаемых нашими скромными средствами, и каждая из них индивидуальна. Казалось бы, идентифицировать Млечный Путь - плевое дело… Однако сейчас мы видим его таким, каким он был в те времена, когда по Земле и динозавры-то еще не бегали. Это в лучшем случае. В худшем - когда еще не было самой Земли. Не так уж трудно подобрать похожую тройку галактик из миллиардов и миллиардов и заявить, что они-то и есть ярчайшие галактики Местной группы. С вероятностью от десяти до пятидесяти процентов, что курам на смех.

А вы попробуйте-ка перебрать все эти миллиарды галактик и проанализировать каждую группу в отдельности. Сколько у вас уйдет времени?

Но сейчас Сократ - мозг “Вспышки” - неспроста дает вероятность 99,9. По яркости и местоположению очередной “подходящей” тройки он приблизительно определил расстояние до нее, учел поправку на истекшие миллионы лет, принял во внимание существующие теории галактической эволюции и сделал вывод.

Сократ жутко умный и, подобно своему греческому тезке, никогда ни в чем не уверен на сто процентов. И если он считает, что его мнение истинно аж на 99,9%, - значит, с человеческой точки зрения, оно истинно в последней инстанции - и точка.

- Поздравляю, - сказал я не без зависти. - Ты первая, кто видит Млечный Путь со стороны. Но я второй, что тоже неплохо. Скорее фиксируй, не то замаешься доказывать свой приоритет. Кстати… так, в рамках праздного любопытства… где мы находимся?

- В одной из галактик скопления в Северной Короне, - низким и вибрирующим, черт бы его побрал, голосом проговорила Марта. - Большая тебе от этого польза?

Я пожал плечами.

- Да так, знаешь ли… Пользы, положим, никакой, я ведь не астрофизик-теоретик. Просто странно жить, не зная своего адреса. Идиотом себя чувствуешь. А от Млечного Пути мы далеко? Сколько в мегапарсеках?

- Почти триста. Без малого миллиард световых лет.

Мило. Значит, мы видим нашу Галактику такой, какой она была в те времена, когда на Земле еще не возникли многоклеточные организмы. Научный мир закряхтит от удовольствия и взвоет от нетерпения: считать! быстрее! проверять модели! Авось нашей вахте перепадет со всей этой суеты какая-нибудь премия.

Поделим на шестерых. Ведь на месте Марты мог оказаться любой из нас - чисто теоретически. Практически же каждый занят своим делом, тем, к которому у него лежит душа, и в чужие дела без спросу не лезет. Подготовка у нас универсальная. Я, например, могу заменить и Марту, и Петера, но предпочитаю заниматься собственно станцией. Марте по душе Дальний Космос, а Петеру - наша подопечная звезда, которая пульсирует, коптит, выбрасывая углеродную пыль, и никак не желает взрываться. Конечно, если я заболею, они легко справятся с ремонтом и профилактикой бортовых систем. Сократ поможет, В сущности, на всех трех постах работа одинаково монотонная - само собой, в штатном режиме. В нештатной ситуации мы, разумеется, потревожим покой отдыхающей тройки.

Двенадцать часов работы - потом двенадцать отдыха. И так каждый условный день в течение года. Две тройки. Одна женщина и двое мужчин в каждой. Такое сочетание кажется психологам оптимальным.

Мне - нет. Все время хочется быть в глазах Марты лучше Петера, и это утомляет. Но я согласен с тем, что зеркальная комбинация - две женщины, один мужчина - просто кошмарна.

Подлез и Петер, долго разглядывал картинку с тремя невзрачными туманными пятнышками, морщил чело - он вообще немножко заторможенный, - читал выкладки Сократа, а потом заявил:

- Отметить надо.

Вот тебе и заторможенный. Сообразил раньше меня.

- Остальных будить? - спросил я.

- Само собой. Ты бы не обиделся, если бы по такому случаю тебя не разбудили? Я бы обиделся.

Тут Петер прав.

- Вот и иди, - сказал он.

Мне очень не хотелось будить отдыхающую тройку. Двенадцать часов на вахте - это святое, отдай и не греши. Но и двенадцать часов личного времени не менее святы. Покушать от души, помыться в душе, поспать, книжку почитать, наконец, или фильм посмотреть… Для каторжника сладка любая минута отдыха, потраченная по своему разумению, - а кто сказал, что у нас тут не добровольная каторга?

Хуже всего, конечно, будить спящих. Этьен-Жерар просто ругается, хоть святых выноси - он самый безобидный. Анжелика может и в лоб засветить. А Хорхе просто встанет и пойдет куда надо без лишних слов и антиобщественных действий, но он-то и есть самый опасный. Если решит, что его отдых прерван без достаточных оснований, - отплатит позже вдесятеро.