Константин Утолин - Иммунитет Вселенной (Путь Знахаря) [litres самиздат]

Посвящается моему сыну Дмитрию, моей жене Елене, маме и брату.

Будьте здоровы и счастливы.

Также посвящается всем животным:

Домашним – за их безусловную любовь и искреннюю верность

Диким – за то, что они гораздо честнее нас, людей

Благодарность – С. Н. Путилину:

за терпение при общении и те мысли, которые у меня при этом родились

Признательность:

– моему соавтору Татьяне Хожиной:

за искреннее стремление понять мои идеи.

– всем, кто участвовал в написании этой книги:

за ценные советы, правки и замечания.

«Если бы преобладало всемирное милосердие,

то земля была бы раем, а ад – мифом».

Чарльз Колтон

Это было очень отчетливое воспоминание.

Хоть и не такое уж давнее, сейчас оно все-равно было похоже на яркий цветной сон.

Кажется, тогда его звали по – другому. За прошедшее время он уже даже почти забыл, как. Слишком привык к своему новому, земному имени. А ведь еще не так давно он даже не знал о существовании Земли. О том, что летает где – то в черном бескрайнем пространстве эта планета, так похожая на его собственный мир. Похожая… И все же совсем другая. Однако его собственное имя оказалось таким похожим на земное, что в итоге и превратилось в земное окончательно. И теперь ему казалось, что так его звали всегда. И даже в нахлынувших вдруг сейчас не понятно почему при взгляде на рассыпанные в черноте космоса мириады звезд детских воспоминаниях он сам был для себя уже Дмитрием. Митей. Митькой…

Отвернувшись от обзорного виома, тот, кто привык уже к земному имени Дмитрий, сел и стал записывать в свой дневник то, как начался его путь к звездам. А началось все со странного больного, которого принес в его дом помогавший ему в его знахарском труде Бернард. Хотя нет… Началось все с похода к избушке деревенской ведуньи…

… «Митя – я… Митька! Да отзовись, наконец! Что ты там делаешь? Домой когда пойдешь?»

Это мать. Сколько он себя помнит, она была строга, даже сурова по виду, но любила его при этом без памяти. О любви этой вслух не говорилось, но она ощущалась во всем – в прищуре строгих глаз, в глубине которых всегда светились тепло и ласка. Трое их было у матери – трое сыновей. Дмитрий – средний. И никто из троих не был обделен этой теплотой материнского взгляда.

И все же маменькиным сынком его никто бы не назвал. Слушаться себя беспрекословно, как иные матери своих детей, она его никогда не заставляла. Чуяла сердцем: настоящий мужчина растет. А значит, надо дать ему почувствовать самостоятельность. Пусть учится идти своим путем. А если придется, и ошибки совершать сам, и отвечать за них тоже, и исправлять их. Она соломки подстилать не будет, даже если изболится материнское сердце. Потому что уважает сына и доверяет ему. Несмотря на то, что ему только – только одиннадцатый годок пошел.

«Дело у меня, мама! Через час буду, не раньше!» – деловито ответил он на материнский зов, и она лишь кивнула головой: «Добро», да и пошла делами по хозяйству заниматься. Всем бы таких матерей!

А дело у него на сей раз и впрямь было важное – важнее не бывает! Быстрым шагом шел он, почти бежал по лесной тропе, не замечая колющих босые ноги сухих травинок и опавшей хвои. И гнал его в путь ни больше ни меньше – зов призвания. И еще – манящее предчувствие Пути.

Сколько он себя помнил, он хотел стать лекарем. Откуда взялось это желание – он и сам не знал. В семье никто этим искусством не владел. И он помалкивал об этом. Не потому, что стыдился. Просто, наверное, боялся сглазить.

И вот теперь настал час начать путь к призванию. То, что час настал, он понял сразу, когда вчера к нему подбежала соседская девчонка Танька (или ее тоже звали как – то по другому?..), и громко зашептала: «Митька, я секрет знаю, хочешь, расскажу!». И потащила его на задний двор, за сараи, чтобы не услышал никто.

Секрет состоял в том, что старуха Митрофаньевна, которая уже лет сто на свете прожила и помирать совсем собралась, вдруг ни с того ни с сего выздоровела, с полатей вскочила, и пошла плясать, как молодая. Но и это еще не все. Она и выглядеть стала моложе! Как будто четверть века с плеч сбросила. И плечи распрямились, морщин на лице поубавилось, и даже волосы седые снова цвет себе вернули – черной как смоль стала еще совсем недавно седая старуха!

Митька не поверил сначала. И тогда Танька повела его подглядывать за помолодевшей Митрофаньевной.