Ким Робинсон - Аврора

Деви слушает их бурный доклад отстраненно. Она качает головой и жует салат перед экраном. Но когда дожевывает, желваки на ее скулах не исчезают.

– Хорошо хоть сами не ушиблись, – говорит она. – Мне нужно работать. В лаборатории сейчас есть кое-какое дело.

– Наверняка у него есть название, – чинно замечает Фрея.

Деви смотрит на нее со всей серьезностью, и Фрея робеет. Вскоре Деви уходит в лабораторию, а Бадим и Фрея хлопают друг друга в ладони и принимаются греметь на кухне, готовя себе хлопья с молоком.

– Не надо было мне говорить про название, – рассуждает Фрея.

– Сама знаешь, твоя мама иногда бывает резка, – говорит ей отец, выразительно приподнимая брови.

Сам-то он совсем не резкий, и Фрея хорошо это знает. Невысокий, полноватый, с залысинами, собачьими глазами и приятным низким голосом, бархатным и воодушевленным. Бадим всегда рядом, и он всегда ласков. Один из лучших врачей на корабле. Фрея любит своего отца, держится за него, как за скалу в открытом море. Вот и сейчас хватается за него.

Он взъерошивает ее и без того растрепанные волосы, совсем как у Деви, и повторяет то, что не раз говорил прежде:

– У нее много дел, и ей тяжело думать о чем-то другом, тяжело расслабиться.

– Но у нас все будет хорошо, да, Бадим? Мы ведь уже почти долетели.

– Да, почти долетели.

– И у нас все хорошо.

– Да, конечно. У нас получится.

– Но почему Деви так беспокоится?

Бадим смотрит ей в глаза и слегка улыбается.

– Ну, – говорит он, – на то есть две причины. Во-первых, ей правда есть о чем беспокоиться. А во-вторых, она сама по себе беспокойная. Это помогает ей обозначать проблемы и проговаривать их. Сдерживать все внутри она не может.

В этом Фрея не слишком уверена, ведь то, как Деви сердится, мало кто замечает. Значит, она хорошо умеет сдерживать эмоции.

Фрея говорит об этом Бадиму, и тот кивает.

– Да, это верно. Она хорошо умеет сдерживаться или игнорировать что-то до определенного момента, но потом ей так или иначе нужно выпустить пар. Мы так все устроены. А мы – ее семья, она нам доверяет, она нас любит, поэтому и не скрывает свои истинные чувства. Так что давай просто позволим ей это делать: выговариваться, показывать настоящие чувства, настоящую себя. Чтобы потом она могла двигаться дальше. Потому что она нам нужна. Не только тебе и мне, хотя нам, конечно, тоже. Но всем.

– Всем?

– Да. И нам она тоже нужна, потому что нужна кораблю. – Он делает паузу, вздыхает. – Поэтому она такая сердитая.

Четверг, а значит, Фрея идет на работу с Деви, вместо того чтобы сидеть в детской комнате с малышами. Она всегда помогает Деви по четвергам. Кормит уток и готовит компост, иногда меняет батарейки и лампочки, если это указано в графике. Обычно Деви выполняет эти обязанности сама – она вообще все делает сама. Часто в ее задачи входит общение с людьми, работающими в биомах или с машинами внутри стержня, потом наблюдение вместе с ними за экранами, потом снова общение. Проделав все это, она берет Фрею за руку и тащит на следующую встречу.

– Что не так, Деви?

Глубокий вздох.

– Я тебе уже говорила. Несколько лет назад мы начали снижать скорость, а из-за этого на корабле происходят кое-какие изменения. Наша гравитация создается за счет вращения корабля вокруг стержня, а это, в свою очередь, приводит к эффекту Кориолиса – небольшому спиральному давлению сбоку. Но сейчас мы замедляемся, и возникает другая сила, похожая на эффект Кориолиса, которая проходит поперек и ослабляет его. Кажется, это не так уж важно, но сейчас мы сталкиваемся с проблемами, которых они заранее не предвидели. Они о многом не подумали, со многим оставили разбираться нас.

– Это же хорошо, да?

Короткий смешок. Деви всегда издает одни и те же звуки: у Фреи иногда они тоже получаются, когда она хочет.

– Может, и хорошо. Хорошо, пока хорошо. Мы не знаем, как с этим справиться, и приходится выяснять все на ходу. Может, так всегда и бывает. Но мы летим на этом корабле, и он – все, что у нас есть, а значит, должен быть на ходу. Только он на двенадцать порядков меньше Земли, и из-за этого появляются различия, о которых они даже не думали. Расскажи-ка мне, что это за порядки?

– В десять раз больше. Или меньше! – вспоминает Фрея за мгновение до того, как Деви пришлось бы повторить самой.

– Правильно. То есть даже одна величина – это много, понимаешь? А двенадцать – это значит, надо приписать еще двенадцать нулей. Триллион. Такое число мы даже не можем толком представить, оно слишком велико. Так вот, мы сидим в этой штуковине.