Олеся Осинская - Хорошо забытое старое. Книга 3

Душу затопило разочарование, захотелось напиться до бесчувственного состояния, что Ярик и сделал. Было гадко и обидно. И за ее поступок, и за несправедливые упреки. Он к ней со всем сердцем, с чувствами… а она… Подлая, лживая тварь. Шлюха! — весь вечер продолжал накручивать себя Волошин.

Лишь на следующий день, протрезвев, вспомнил, что Орейро должна была стать их навигатором. Схватился за голову. Теперь он вспомнил все, что сам высказал девушке. Стало ясно — переговоры он провалил окончательно. Вряд ли она захочет его видеть. Волошин как раз раздумывал, как сообщить об этом Рикару, когда пришло сообщение о смерти родителей Таис. Ей стало не до Ярика. А через несколько дней Орейро официально ответила калейской команде, что вынуждена отклонить предложение, поскольку передумала становиться навигатором.

Ярик снова вздохнул. Не хотел он к ней ехать. Не простил он ей ни растоптанные чувства, ни проваленное задание, ни собственный срыв. А ведь с нее станется все ему припомнить, намеренно поковыряться в душевных ранах, вытащить на свет застарелую обиду и злость, всколыхнуть забытые чувства.

(на следующий день).

Земля. Северо-Американский Централ

Пытаясь потянуть время, Ярик выторговал для себя два дня отсрочки под предлогом, что он тринадцать лет не был на Земле — соскучился. Дрейк посмотрел на Волошина с подозрением, однако отказывать не стал. Плюс-минус пара дней большой роли не играла. Командор вернулся в офис, мысленно сверился с планом. Два дня и все… Ольгу он еще долго не увидит. Как и Усольцева. Стало грустно. Он достал из бара булылку с виски, налил себе и выпил. Захотелось поговорить с Ольгой. Сильно захотелось. Колин тяжело вздохнул. Мысленно потянулся к искину. Но вместо Ольги вызвал Андрея. Зачем? Сам не мог сказать.

— Если у тебя плохое настроение, почему бы его не испортить еще кому-нибудь? — философски произнес он и снова выпил.

— Как успехи с Ершовой? — вместо приветствия спросил Дрейк, когда Усольцев зашел в его кабинет.

Андрей нахмурился. Дрейк был последним человеком, с которым ему бы захотелось обсуждать Ольгу. Промолчал, глядя на соперника. За полгода, проведенные в офисе, он достаточно насмотрелся на них с Ольгой. Как оживляется ее взгляд, когда тот появляется рядом. Как Дрейк делает вид, что не замечает этого. Он пытался поговорить об этом с Ольгой, но та всегда обрывала его, мол, не твое дело. А Усольцев еще больше злился. На Дрейка.

— Почему ты думаешь, что Ольге будет с тобой хорошо? Потому что ты ее любишь? А она тебя нет, — Дрейк посмотрел в глаза Усольцеву, замечая, как разгорается гнев в глазах парня. — Она всю жизнь о ком-то заботится. С тех пор, как от нее отказались собственные родители, она пытается заполнить эту пустоту. Сначала заботилась о Ярике, потом о подчиненых и студентах, о Наталье… теперь о тебе. Ей не нужен мужчина-еще-один-ребенок, ей нужен мужчина-мужчина. Сможешь ли ты стать для нее опорой? Сможешь ли ты стать человеком, возле которого она расслабится, на кого сможет переложить часть своих проблем? А не еще одним «ребенком», о котором радо заботиться?…

— Конечно! Я…

— Хорош орать. Прежде чем разбрасываться словами, подумай сначала. Ты уверен, что это будет любовь, а не материнский инстинкт, требующий заботиться о младших и слабых? Что ты можешьей дать? Как ты можешь ее поддержать? Что ты вообще можешь? И дело даже не в карьере. И не в адаптации к этому миру. Она взрослее тебя. Она зрелая женщина. Она видит мир по-другому. Сейчас не ты о ней заботишься, а она о тебе. Почему ты думаешь, что это изменится? Ей будет с тобой весело, ты будешь ее забавлять… Забавным может быть и котенок. И котенок может искренне считать, что он главный в доме, но это не так — у него него есть хозяин… Ольге не нужен еще один котенок! Ольга сама как бездомная кошка, которая хочет тепла, ласки и уюта, который ей дадут, и за который не надо бесконечно бороться! За который будет бороться кто-то другой, а она будет счастливо лежать на коленях, щурить глаза и мурлыкать. Чувствовать себя любимой, защищенной, беспечной. Ей надо расслабиться. Она это заслужила…

— Прекрати! Ты тоже ей не можешь этого дать!

— Почему же? Могу.

Пылающие гневом глаза Усольцева натыкались на холодный, колючий взгляд Дрейка. Слова командора безжалостно били в цель, находя слабые места парня.

— А ты даже не котенок. Котенок и цапнуть может. Ты — щенок! Щенок, который умеет только умилительно тявкать и вилять хвостом! Кстати, я тебя оскорбил. Если ты заметил. И что? Что мы можешь? Свердить меня взглядом в бессильной злобе?