Михаил Хохлов - Миротворец. Планета Земля – великое противостояние. Книга первая [SelfPub]

Да и в древнейших трактатах весь, так сказать, пантеизм рассматривается как проявление единой личности. Только в недоразвитых сознаниях ипостаси отделились от единого Абсолюта, стали демонизироваться.

— Позвольте, а где эти трактаты? Кто их может понять и прочитать? — спросил отец Агафангел. — В настоящее время все восточные учения используются для борьбы с православием.

— Да, тут мы с вами согласны: в восточной философии понять что-то и докопаться до истины — это, пожалуй, проблема… — Александр Иванович потер лоб.

— Вот именно — проблема! В христианстве — вот она, Истина — Иисус Христос во плоти. И его земной путь перед нами. Работай, становись таким же, работай по заповедям над собой, не надо чрезмерных мудрствований. Ведь так? — отец Агафангел с улыбкой и какой-то светлой радостью обратился к Александру Ивановичу.

Тот в ответ тоже улыбнулся:

— Это верно, любовь — это истина. И на востоке, и на западе.

Всю дорогу назад мы ехали, молча, каждый был под впечатлением, увиденного в монастыре. В конце концов, мы решили воспринимать это, как благословение от Бога. Ни разу мы не видели ничего подобного в православной церкви. Но вместе с этим появилось чувство особой какой-то важности происходящего, и те тайны, к которым мы прикасались, открывались для нас новыми волнующими и, похоже, опасными гранями. В том веке и такие знания!

Это сейчас мы привыкли оперировать понятиями параллельных миров, других измерений. Литература кишит фантастической тематикой, в которой используются научные понятия, ставшие такими обыденными и повседневными, но о которых мы по большому счету не имеем никакого представления: параллельные миры, или пространство и время. Нам даже природа повседневного электричества до конца не известна.

В жанре фэнтези в виртуальных мирах сплошь наделяют людей качествами, о которых во времена Жуля Верна не имели даже представления. А тут в настенных росписях храма, датируемых периодом задолго до Жуля Верна, мы видим сюжет, в котором современники неведомого богомаза точно уж ничего понять не могли!

А что, собственно, изучаем мы? Я оглянулся на Анну, с грустным видом смотревшую в окно машины, мне почему-то захотелось все бросить и оказаться в спокойствии и тепле нашего дома. Ничего не знать, никуда не мотаться. Откуда-то взялось чувство, что есть граница знания, преступив которую, уже будет невозможно вернуться в ту безоблачную романтичную жизнь, которую я вел до этого. Я остро ощутил, что рубеж знаний, за которым возврат в детство становится невозможным, вот-вот будет пройден.

Я отогнал эти мысли, но потом не раз возвращался к ним, понимая, что не по возрасту полученное знание давит и тяготит, и нести его можно только на силе духа и постоянном мученичестве души. Это как будто бесконечное путешествие, ибо знание не имеет границ. Получается, надо возрастать, подгоняя свой дух до уровня знаний, или оно раздавит личность и начнется деградация.

Внезапно вспомнились Рерихи, которые хорошо описали состояние своих учителей, имеющих высочайшие знания. Те в кровавом поту несли свое служение, являясь передовыми представителями человечества, обладали знаниями, которые обыватель относит к области легенд и сказок.

Также вспомнились описания жизни православных святых, тоже обладающих знаниями и возможностями, данными им от Бога. Они с легкостью и радостью несли свое служение людям, претерпевая жестокие испытания при выправлении своей греховной человеческой сущности. Те подвиги аскезы и молитвы, которые они совершали, тоже являются чем-то запредельным и для основной массы человечества недостижимым, непонятным, даже сказочным.

Куда мы лезем? Нужно ли это? Не пытаемся ли мы открыть дверь отмычкой вместо ключа, и не лезем ли мы в окно, вместо того чтобы войти в дверь комнаты, где сосредоточены знания, которые мы жаждем получить столь необычным путем?

Шеф как всегда был невозмутим и спокойно почитывал газету, изредка бросая взгляд за окно. Стас наслаждался самим процессом езды, чувством скорости, сменами пейзажей и улыбался каким-то одному ему ведомым воспоминаниям, которые часто появляются у водителя, долго вынужденного быть за рулем. Анна все так же молчаливо смотрела на проносящиеся ландшафты. Думает ли она сейчас о будущих трудностях, или просто верит нам или мне? Мы любили друг друга, никогда вслух не говоря об этом. Странно, но с нашей первой встречи на Байкале мы всегда были вместе — в мыслях, в делах, в любви. Как-будто-то бы так было всегда. При первой же встрече с ее мамой мы повели себя, как давно знакомые люди. Вспомнились ее первые слова: «Ну вот, Николушка, давайте вместе пить чай».