Максим Далин - Расовая теория [СИ]

Надо было идти куда-то дальше — и я побрёл дальше. Давление в отсеках скакало синусоидой. Вся станция была в сквозных дырах от прямых попаданий ракет. В ангары я войти не смог: судя по показаниям датчиков, за переборкой был уже космос, просто космос. В жилом секторе мне пришлось пробираться по кускам мяса, клочьям скафандров и лохмотьям астродесантной формы; подозреваю, что не съехал с ума только потому, что был туп, как пластиковая заглушка, и не осознал произошедшего до конца. Но на тот момент мне хватило и того, что я понял.

Я понял, что Железная Когорта не всесильна и не непобедима. Я понял, что ничего весёлого и замечательного в войне нет. Я понял, что в сияющих гробах под штандартами лежит мешанина мяса и костей — и что я сам умру от удушья, жутко и больно, в скафандре, перемазанном кровью сокурсников.

Я читал схемы, рассматривал планы переходов и постепенно добрался до командной рубки. В рубке понял ещё одну вещь: что уже не расскажу никому из экипажа, что меня обманули. И вообще, скорее всего, никому не расскажу.

Рубка была загерметизирована и цела. Газоанализатор показывал ноль процентов кислорода. Я вошёл внутрь и увидел, как буду умирать сам: четверо взрослых задохнулись в рубке, пытаясь вызвать помощь с Кэлнора, но дисплей главной передающей антенны светился пустым серым бельмом.

Я не умел плакать и не знал, кого звать на помощь. Видимо, был слишком туп, лишён воображения и не по годам рационален — не звал мать, которая не могла бы помочь, наоборот — врала, как все. Я не звал и Великого Сына, для которого я — ничто, один из миллиардов бойцов. Я забрался в кресло Командора, поджав ноги, чтобы не прикасаться ногами к его трупу, в агонии скатившемуся на пол, и стал думать.

И додумался до дикой вещи, которая никогда не пришла бы в мою голову, не будь я в ужасе и шоке. Я вспомнил, что нам говорили в ЭлитАкадемии.

Рядом с мёртвым дисплеем главной антенны горел крохотный красный огонёк. Аварийный передатчик, настроенный на общую волну недочеловеков. Выключенный.

Этот передатчик монтировали всегда, порой использовали в тактических целях — как приманку, к примеру. Но сейчас, видимо, кругом были враги — и экипаж не включил этот сигнал даже в последний смертный момент.

А я включил. Я не собирался никого заманивать в ловушку, я сознательно позвал на помощь врагов Кэлнора, тех, кто убил моих соотечественников. Я, холодея, проследил, как вместо красного индикатора вспыхнул зелёный — как к недочеловекам ушёл зов о помощи. В тот момент я и стал предателем Родины. Малолетним преступником.

Но меня по-настоящему беспокоило только одно: пусть они прилетят поскорее. Пусть заберут меня отсюда или убьют. Я думал, что умереть от пули легче, чем от удушья.

Не смотри на меня так, Проныра. Я был рационален, как мелкий робот.

Я понял, что услышали и прилетели, когда в моём последнем баллоне заканчивался ресурс и дышать было уже очень тяжело. Я вдыхал тот воздух, которым уже дышал — горячий и мёртвый — и тут ожил газоанализатор. Кто-то выравнивал давление в рубке и снаружи, кто-то пустил в рубку струю кислорода — столбик анализатора пополз вверх — четыре процента, семь, десять, двенадцать, пятнадцать, семнадцать — я сорвал шлем и вдохнул.

Воздух меня опьянил. Я дышал-дышал-дышал, когда открылась гермозаслонка.

В рубку вошла чужая женщина.

Я ждал чего угодно, но не такой женщины. Она не умещалась в моей голове. Женщины не должны воевать, женщины — добыча, контейнеры для генов. Женщинам полагается подчиняться. Даже наши женщины — существа второго сорта, с ними не особенно считаются.

Но с этой сложновато было не считаться.

Выше моей матери, вдвое шире в плечах. Экранирующий скафандр бойца. Умное, жёсткое лицо, сожжённое ультрафиолетом. Короткий седой ёжик волос. Тяжёлый бластер, направленный на меня.

Я слышал про гнилой гуманизм недочеловеков, но никогда особенно не понимал, что это такое. А увидев женщину с оружием, вспомнил россказни о том, как у недочеловеческих женщин не поднимается рука на кэлнорцев — и понял, что тут мне лгали тоже.

Она рассматривала меня с выражением, которого я не мог понять. Потом медленно спросила, не опуская ствол — и её перевёл отличный дешифратор, лучше штатного:

— Кэлнор — превыше всего?

— Да, — сказал я. А что ещё я мог сказать?

— Кэлнору будет принадлежать Вселенная? — спросила она.

— Да, — сказал я, как мог чётко. Вдохнул, взял себя в руки и попросил у неё — всё равно я уже предал Родину. — Товарищ недочеловек, убейте меня, пожалуйста, быстро. Я ещё никого из ваших соотечественников не убил, поэтому вы можете убить меня быстро.