Дрю Карпишин: Дарт Бейн 1: Путь разрушения

— Это уже не смешно, Дес, — хмуро заявил бригадир. — Придется тебя наказать, чтобы другим неповадно было. Тебе запрещается работать в шахте, пока Герд не вылечится.

Что, в сущности, означало: «Ты не заработаешь ни кредита, пока Герд не вернется в строй». За проживание и питание, конечно, придется платить все равно. За каждый день простоя расходы будут записываться на его счет, увеличивая долг, который он изо всех сил старался выплатить.

По прикидкам Деса, Герд имел шанс взять в руки отбойный молоток дней через пять. Дежурный медик прилепил ему палец с помощью виброскальпеля и синтплоти. Несколько дней на инъекциях колто и каких-нибудь дешевых обезболивающих — и будет как новенький. Бактотерапия поставила бы его на ноги за день, но бакта стоила дорого, и «РВК» вряд ли станет на нее раскошеливаться, если у Герда нет страховки — а Дес в ее наличии сильно сомневался.

Шахтеры не желали иметь дела с корпоративной программой страхования. Во-первых, она стоила дорого. Учитывая проживание, питание и плату за перевозку до рудников и обратно, большинство работяг считали, что они и так отдают «РВК» более чем достаточную долю своих кровных. Покупать еще и страховку — это перебор.

Но дело было не только в деньгах. Казалось, что горняки, работавшие на кортозисных шахтах, умышленно закрывали глаза на потенциальные опасности, подстерегавшие их каждый день. Покупка страховки заставила бы их взглянуть в лицо жестоким фактам.

Мало кто из шахтеров доживал до старости. Туннели отнимали много жизней: кого-то погребало заживо под обвалами, другие сгорали, наткнувшись на скопление взрывоопасного газа. Даже те, кто отпахал свое, после ухода на покой долго не жили. Работа на шахтах не проходила бесследно. Шестидесятилетние горняки выглядели на все девяносто: десятилетия тяжелого физического труда и воздействия загрязнителей воздуха, проникающих сквозь низкокачественные фильтры «РВК», превращали их в ходячие трупы.

После смерти отца — чья жизнь, естественно, не была застрахована — Десу в наследство остались одни долги. Херст больше пил и играл, чем работал. Чтобы оплачивать ежемесячные счета за проживание и питание, он частенько занимал деньги у «РВК» под проценты, которые бы считались грабительскими всюду, кроме Внешнего Кольца. Долг рос месяц за месяцем, год за годом, но Херсту было плевать. У него ничего в жизни не было, кроме нелюбимого сына и ненавистной тяжелой работы, от которой он не мог избавиться. Всякую надежду когда-нибудь покинуть Апатрос он оставил давным-давно — задолго до сердечного приступа, который унес его в могилу.

Хаттово отродье наверняка бы порадовалось, узнав, что теперь его счет держит на привязи и сына.

Транспорт мчался над бесплодными каменистыми равнинами планетоида. Было тихо, только слышался беспрерывный гул моторов. Унылые пустоши сливались в одно бесцветное пятно, так что вскоре начало казаться, что за окном нет ничего, кроме бесформенной серости. Это гипнотизировало: Дес чувствовал, как его усталый разум соскальзывает в глубокий сон без сновидений.

Вот так-то они и ловили горняков на крючок. Заставляли работать до изнеможения, притупляя чувства, превращая работягу в покорное быдло… пока тот не смирялся со своей участью, с тем, что остаток жизни ему суждено провести в пыли и грязи кортозисных рудников, трудясь без продыха на «Рудодобычу Внешнего Кольца». Это была на удивление действенная ловушка: люди вроде Герда и Херста в нее попались. Но Дес следовать их примеру не собирался.

Несмотря на неподъемный отцовский долг, Дес знал, что когда-нибудь он расплатится с «РВК» и простится с прошлой жизнью. Он был рожден для великих свершений, а не для жалкого, убогого существования. Он знал это с абсолютной уверенностью, и это знание придавало ему сил, чтобы продолжать бесконечный и, казалось, безнадежный труд. Сил, чтобы бороться, даже когда внутренний голос нашептывал, что все бесполезно.

Его отстранили от работы на шахте, но существовали другие способы добыть деньги. С непомерным трудом Дес заставил себя встать с кресла. Пол качался у него под ногами: компьютер непрерывно корректировал полет, пилотируя аэроавтобус на запрограммированной высоте в полметра над землей. Дес выждал секунду, чтобы приноровиться к ритму качки, потом поплелся по проходу в сторону кабины, где сидел водитель. Парень был ему незнаком, но все они выглядели одинаково: хмурые, неулыбчивые, с пустыми глазами и таким выражением лица, будто голова сейчас лопнет от боли.