Георгий Реймерс - Загадка впадины Лао. Соната-фантазия [повести]

— Правильно, Марина Николаевна! — воскликнул профессор Гардин.

Аго Саар взял гитару. Даже сквозь тьму Марина ощутила на себе его пристальный взгляд.

Усевшись на пододвинутый кем-то стул, капитан тронул струны. В тишине прозвучал первый аккорд.

Грустный, проникновенный мотив вызывал воспоминания о далеком суровом севере. Марина закрыла глаза и отчетливо почувствовала дыхание родной Балтики.

Капитан смолк. Перед Мариной, как наяву, предстали угрюмые шхеры, изглоданные злыми ветрами скалы, низкорослые, кривые прибрежные сосны… и девушка. Она стоит у самого берега. Ночной ветер треплет ее платье. Маяк ярко вспыхивает, освещая сумрачное море. Девушка с тоской смотрит вдаль, и с ее губ слетают прощальные слова…

Марина слегка откинула голову и взглянула на оранжевую Луну, выглянувшую из-за невидимого во тьме горизонта.

— Прощай, моряк! Пусть будет счастлив твой путь, — вполголоса повторила она.

Земля показалась рано утром. Воздух был прозрачен и чист. На горизонте медленно вырастали вулканические конусы. Один из них курился легким дымком.

Марина вышла на палубу. Профессор Гардин что-то объяснял группе ученых, указывая в сторону островов.

Марина тронула Романа за руку.

— С добрым утром! — Прикрыв ладошкой рот, она сладко зевнула.

— А-а, Марочка! С добрым утром, засоня.

— Что это?

— Галапагос, черепашьи острова. Слушай, профессор о них рассказывает.

— …Хотя архипелаг пересекается экватором, климат здесь сравнительно прохладный. Сегодня вы наверное заметили это, — говорил профессор.

— Холодное Перуанское течение, — вставил кто-то.

— Совершенно верно. Поэтому на островах уживаются тропические лианы и полярные мхи, попугаи и пингвины. Здесь встречаются даже антарктические чайки и тюлени.

— А черепахи? — спросила Марина.

— И они тоже, — улыбнулся Гардин. — От гигантских черепах, которые, к сожалению, вымирают, и получили острова название Галапагос.

Разговор был прерван звоном судового колокола. Все поспешили на завтрак.

Уходя с палубы, Марина заметила, что матросы готовят к спуску одну из шлюпок.

— Что-нибудь случилось? — спросила она штурмана.

Олег Крылов загадочно улыбнулся.

— Нет, все в порядке.

После завтрака всех вызвали наверх.

— Внимание! Переходим экватор, — громко объявил штурман.

Раздался протяжный звук сирены. Команда в полной форме выстроилась на палубе около сооруженного из брезента большого бассейна, наполненного забортной водой. Капитан перевел рукоятку машинного телеграфа. Проскользив немного по инерции, судно остановилось.

— Спустить трап! — скомандовал Аго Саар.

Из-под кормы «Дельфина» вышла шлюпка и направилась к трапу. По команде «смирно» все замерли.

Из шлюпки на палубу поднялась живописная группа. Впереди, громко трубя в большие раковины, шли два тритона — загорелые мускулистые парни в пышных париках и черных трусах, отделанных серебряной каемкой. За ними торжественно выступал сам Нептун с огромным золотым трезубцем в руке. На его голове блестела корона. Окладистая седая борода спускалась на грудь, густо заросшую рыжими волосами. С плеч спадал синий плащ, с нашитыми на нем золотыми рыбками. Нептуна сопровождали две нереиды. Их стройные фигуры облегали голубые купальники с блестящей целлофановой чешуей. На головах красовались шапочки, сделанные в виде симпатичных рыбьих мордашек. Замыкали шествие четыре водяных черта. Они были в темно-зеленых трико с нашитыми клочками шерсти. Хвосты закручивались спиралью, словно у морских коньков. На ногах — ласты.

Глядя на размалеванные, как лица дикарей, физиономии и уморительные ужимки «чертей», все покатывались со смеху.

Если в Нептуне без труда признали боцмана Василия Максимовича Степина, а в тритонах и нереидах знакомых матросов и девушек, то чертей никто не мог распознать.

Едва фантастическое шествие вступило на палубу, как шумовой оркестр грянул марш на самых невообразимых инструментах. Кроме разнокалиберных кастрюль, губных гармошек, ложек и бутылок, здесь была и пустая железная бочка, и даже обыкновенная поперечная пила, которая отчаянно взвизгивала, когда «музыкант» проводил по ней каким-то громадным «смычком».