– Понял, – Азвар согласно наклонил голову.
– И еще… Не стоит давать новой планете имя собственное. Никто этого не запрещает, но ты же понимаешь, у наших специалистов все с подтекстом.
– Не буду. Чтобы имя заслужить, планета должна или к сердцу прикипеть, или удивить, вроде как Перстена своим псевдокострищем. Но у меня вопрос нарисовался. Ты упомянул один момент, мне неизвестный. Кто такой Номад и что он натворил?
– Это тот человек, из-за которого у нас косяком идут внеплановые проверки. Позывной у него был совершенно другой, Номадом его прозвали твои любимые психологи, когда изучали его болезнь. Сам понимаешь, историю болезни нельзя публиковать, упоминая подлинное имя человека. А так он прекрасный был разведчик, ничего подозрительного за ним не замечалось. И вдруг он присылает сообщение, что встретил… даже не знаю, как это назвать, не инопланетян же… Конные всадники с каким-то допотопным оружием прошли мимо него на рысях и исчезли. Мы уже тогда подумали, что человек бредит. Планета земного типа, как обычно – безлюдная, цивилизации ни малейших следов: откуда там взяться конному войску? Разумеется, туда немедленно вылетели наши люди. Исследователи и по совместительству спасатели. Никаких всадников найдено не было. Системы корабля также ничего не зафиксировали. Сам пилот клялся и божился, что всадники были, но исчезли неведомо куда. И в доказательство предъявлял некий артефакт, якобы ими потерянный.
Азвар выждал секунду и спросил безразличным тоном:
– Кольцо?
– Нет. Почему обязательно кольцо? Нож. То есть не вполне нож, специалисты говорят, что в качестве ножа он неудобен, но этакий цельнометаллический клинок сантиметров тридцать в длину. Якобы найденный там, где последний раз удалось увидеть отряд.
– Клинок исследовали?
– Несомненно. Оказалось, что это фальшивка, новодел. Номад сам изготовил его. С помощью современной техники это нетрудно.
– Как доказали, что нож фальшивый? Номад признался?
– Нет. Он продолжает упорствовать и сам верит в свой бред. У безумцев такое бывает.
– И как же тогда определили, что перед ними самоделка? Хороший мастер может изготовить такую вещь, что любая экспертиза спасует.
– Химический анализ. Ножик сварганили из трехкомпонентного сплава: железо-цирконий-рений в равной пропорции. Настоящие ножи такими не бывают.
Азвар судорожно сглотнул, надеясь, что командир не заметил его смятения. Затем спросил:
– Изотопный анализ делали? Я имею в виду по рению.
– Представления не имею. Зачем это нужно?
– А затем, что рений самый редкий из стабильных элементов. Кларк у него сверхъестественно низкий. Месторождений рения в природе не обнаружено, он встречается только в виде рассеянной примеси к другим полиметаллическим рудам. Изготовить десяток-другой граммов рения в корабельном реакторе – трудно, но можно, но тогда получится один какой-то изотоп, скорей всего рений‑186. А природный металл, добытый, скажем, из марганцевых хвостов, неизбежно будет смесью изотопов, да еще с остаточной примесью марганца. Теперь представь, сколько тысяч тонн пустой породы придется перелопатить, чтобы добыть рения на один ножик. Номад должен был бы выстроить металлургический комбинат, добывающий тысячи тонн кобальта, десятки тонн марганца и несколько граммов рения в год. Такое силами одного человека и мощностями одного разведывательного корабля не осуществить. Так что если рений в ноже природный, то Номад не врет, и клинок действительно инопланетный артефакт.
– Любопытно… Я наведу справки. Заодно узнаю, не приобретал ли Номад рений во время побывок на Земле. Штука, как я понял, редкая и дорогая, информация о таких покупках должна сохраняться. А вот ты скажи, откуда ты взялся такой специалист по рению?
И дернул же черт за язык хвастать полученными знаниями! Но, с другой стороны, неизвестного коллегу следовало выручать, а не помалкивать втихаря. Так что теперь придется врать напропалую.
Азвар выдержал паузу и авторитетно пояснил:
– Хобби у меня – изучение тугоплавких металлов. Обычно металлические сплавы имеют температуру плавления меньшую, чем для отдельных компонентов. Чугун плавится легче, чем железо, бронзу расплавить проще, чем чистую медь. А для тугоплавких металлов эта закономерность нарушена, там вообще образуются не растворы металлов друг в друге, а сложные композиты. Хотя, возможно, дело не в температуре плавления, а в плотности. Ртуть, самый легкоплавкий металл, вообще не дает сплавов, только амальгамы. Хотя могу и ошибаться, все-таки я в этом деле дилетант. Но пара рений-цирконий в этом отношении замечательна. Оба металла тугоплавки: у рения температура плавления три тысячи сто восемьдесят пять градусов, у циркония и вовсе три тысячи пятьсот тридцать, а разница в плотности какова? Вот бы где кристаллографию сплава поизучать!
Читать дальше