Алексей Калугин: Поделись со мной своей печалью

– Не, ты меня не понял! – Попрошайка и не думал оставлять Александра Викторовича в покое – бежал следом и пытался за рукав ухватить. – Ежели не хочешь, так денег можешь не давать! Но только расскажи мне о своих печалях!

– Я похож на человека, изнуренного печалью? – усмехнулся Сычев.

– Нет. Поэтому я к тебе и подошел.

Заявление попрошайки было лишено какой-либо логики, что заставило Александра Викторовича вновь взглянуть на него с интересом.

– Ты выглядишь молодцом, – улыбнулся Сычеву нищий. – Сразу видно, ни с кем своими печалями не делишься, все в себе держишь.

Александр Викторович хмыкнул – слова оборванца были не лишены смысла. Надо же, знаток человеческих душ из подворотни.

– А с чего вы решили, что вам я о своих печалях расскажу? – Вопрос был задан не просто так – Сычеву на самом деле вдруг стало интересно, что ответит на него попрошайка.

– Так что ж, – усмехнулся нищий. – Ты меня не знаешь, я тебя тоже – встретились да разбежались. Вроде как и не было ничего. А на душе легче станет.

Ох, ну и философ!

– Вам-то это зачем?

– Ну… – Попрошайка замялся, как будто не знал, что ответить. – Работа у меня вроде как такая.

– Что за работа?

– Людские печали собирать, – ответил нищий, глядя при этом куда-то в сторону.

– Ну, нет, – усмехнулся Сычев. – Со мной у тебя этот номер не пройдет. – Незаметно для себя он перешел в общении с нищим на «ты», звучащее снисходительно и немного покровительственно.

– Чего? – вполне искренне удивился попрошайка.

– Я, значит, исповедуюсь тебе, после чего делаю скромный взнос на развитие дела. Что, угадал?

– Нет, – покачал головой оборванец.

– Что же ты хочешь?

– Услышать о твоих печалях.

– Отвяжись, а? – с тоской посмотрел на нищего Сычев. – Такой день хороший… Жарко только… А тут ты. – Александр Викторович удрученно вздохнул. – Как будто вокруг других людей нет. Видишь же, несговорчивый я.

– А ежели я тебе всю правду расскажу? – прищурился нищий.

Не хитро, нет! Скорее оценивающе. Попрошайка смотрел на Александра Викторовича так, словно хотел понять, поймет ли Сычев то, что он собирался ему поведать.

– О чем? – спросил Александр Викторович.

Он уже почти бежал по дорожке бульвара – нужно только поскорее добраться до офиса, а там уж охрана остановит навязчивого попрошайку.

– О том, на что мне чужие печали, – ответил на вопрос Сычева нищий.

Александр Викторович промолчал – пустой был разговор. Солнечное настроение, с которым Сычев вышел из метро, улетучилось, как не бывало. А это значило, что теперь Александру Викторовичу придется минут сорок приводить в порядок мысли и чувства – как минимум три чашки кофе потребуется, прежде чем он сможет включиться в работу. Вот именно после таких встреч начинаешь понимать, почему люди предпочитают ездить на машинах.

– Слушай. – Попрошайка изловчился-таки и поймал Сычева за рукав. – Ты про Вечного Жида слыхал?

Александр Викторович дернул рукой, пытаясь вырваться, но пальцы оборванца, точно крючья, вцепились в ткань.

– При чем тут Вечный Жид? – Недовольно глянул он на нищего.

– Так это ж он меня научил печали собирать!

Александр Викторович чувствовал, как в душе у него поднимается волна раздражения, готовая все смести на своем пути. Он и не помнил даже, когда в последний раз испытывал что-то подобное, а потому и не мог понять, нравится ему это или нет.

– Слушай, слушай! – дважды дернул Сычева за рукав оборванец, тащившийся следом, точно буй. – Ты ведь ничего не знаешь. Там ведь все не так на самом деле было!

Сычеву стало ясно, что к нему пристал сумасшедший. Как-то от него надо было избавиться. Но как? Александр Викторович озирался по сторонам в надежде увидеть либо милиционера либо прохожего, к которому можно было бы обратиться за помощью. Но, как назло, мимо только старушки с авоськами семенили да детвора неразумная бегала. Решившись на отчаянный шаг, Александр Викторович сунул руку во внутренний карман пиджака, собираясь достать бумажник.

Попрошайка верно истолковал жест Сычева. Но вместо того, чтобы обрадоваться, всем своим тщедушным телом повис у него на локте, не давая рукой двинуть.

– Да не нужны мне твои деньги, понимаешь? – закричал он едва ли не со злобой. – Мне печали твои нужны!

Александр Викторович остановился, провел ладонью по взмокшему лбу и, запрокинув голову, посмотрел на ослепительно голубое, раскаленное солнцем небо.

– Понимаешь, – талдычил свое повисший на локте нищий, – Агасфер, он ведь не проклят был за то, что Христа со своего порога прогнал. Нет, он, наоборот, ему отдохнуть предложил и чашку воды подал. А потом сказал: «Поделись со мной своей печалью, Назаретянин». И Христос начал рассказывать. Говорил он недолго, минут пятнадцать. Потом поднялся, взвалил на спину свой крест и дальше пошел. А сосудом его печали стал Агасфер. И столько печали поведал Иисус Агасферу, что понял тот: нельзя ему более оставаться дома, а следует идти по свету, чтобы продолжить собирать людские печали – те, что Назаретянин взять не успел.