Аркадий Стругацкий - Обитаемый остров (Вариант 1971 года, иллюстрации - Ю.Макаров)

Прокурор вздрогнул: жёлтый телефон тихонько звякнул. Только звякнул, и больше ничего. Тихонько, даже мелодично. Ожил на долю секунды и снова замер, словно напомнил о себе… Прокурор, не отрывая от него глаз, провёл по лбу дрожащими пальцами. Нет, ошибка… Конечно, ошибка. Мало ли что, телефон — аппарат сложный, искра там какая-нибудь проскочила… Он вытер пальцы о халат. И сейчас же телефон грянул. Как выстрел в упор… Как нож по горлу… Как падение с крыши на асфальт… Прокурор взял наушник. Он не хотел брать наушник, он даже не знал, что берёт наушник, он даже вообразил, будто не берёт наушник, а быстро на цыпочках бежит в спальню, одевается, выкатывает машину из гаража и на предельной скорости гонит… Куда?

— Государственный прокурор, — сказал он хрипло и прокашлялся.

— Умник? Это Канцлер говорит.

Вот… Вот оно… Сейчас: «Ждём тебя через часок…»

— Я узнал, — сказал он бессильно. — Здравствуй, Канцлер.

— Сводку читал?

— Нет.

«Ах не читал? Ну приезжай, мы тебе сейчас сами прочитаем…»

— Всё, — сказал Канцлер. — Прогадили войну.

Прокурор глотнул. Надо было что-то сказать. Надо было срочно что-то сказать, лучше всего — пошутить. Тонко пошутить… «Боже, помоги мне тонко пошутить!..»

— Молчишь? А что я тебе говорил? Не лезь в эту кашу, штатских держись, а не военных. Эх ты, Умник…

— Ты — Канцлер, — выдавил из себя прокурор. — Все мы — твои дети. Дети ведь вечно не слушаются родителей…

Канцлер хихикнул.

— Дети… — сказал он. — А где это сказано: «Если чадо твоё ослушается тебя…» Как там дальше, не помнишь, Умник?

Боже мой, боже мой! «Сотри его с лица земли». Он так и сказал тогда: «Сотри его с лица земли», и Странник взял со стола тяжёлый чёрный пистолет, неторопливо поднял и два раза выстрелил, и чадо охватило руками пробитую лысину и повалилось на ковёр…

— Память отшибло? — сказал Канцлер. — Эх ты, Умник… Что собираешься делать, Умник?

— Я ошибся… — прохрипел прокурор. — Ошибка… Это всё из-за Дергунчика…

— Ошибся… Ну ладно, подумай, Умник. Поразмысли. Я тебе ещё позвоню.

И всё. И нет его. И неизвестно, куда звонить ему — плакать, умолять… «Глупо, глупо. Никому не помогало… Ладно… Подожди… Да подожди ты, трус!» Он с размаху ударил раскрытой рукой о край стола — чтобы в кровь, чтобы больно, чтобы перестать дрожать… Это немного помогло, но он ещё наклонился, открыл другой рукой нижний ящик стола, достал фляжку, зубами вытащил пробку и сделал несколько глотков. Его ударило в жар. «Вот так… Спокойно… Мы ещё посмотрим… Это гонка: кто быстрее. Умника так просто не возьмёшь, с ним вы ещё повозитесь. Умника так сразу не вызовешь. Если бы могли вызвать, то уже вызвали бы… Это ничего, что он позвонил. Он всегда так. Время есть. Два дня, три дня, четыре дня… Время есть! — прикрикнул он на себя. — Не психуй…» Он поднялся и торопливо пошёл кругами по кабинету.

«У меня есть на вас управа. У меня есть Мак. У меня есть человек, который не боится излучения. Для которого не существует преград. Который желает переменить порядок вещей. Который нас ненавидит. Человек чистый и, следовательно, открытый всем соблазнам. Человек, который поверит мне. Человек, который захочет встретиться со мной… Он уже сейчас хочет встретиться со мной: мои агенты уже много раз говорили ему, что государственный прокурор добр, справедлив, большой знаток законов, настоящий страж законности, что Творцы его недолюбливают и терпят его только потому, что не доверяют друг другу… Мои агенты уже показывали меня ему, тайком, в благоприятных обстоятельствах, и моё лицо ему понравилось… И — самое главное! — ему под строжайшим секретом намекнули, что я знаю, где находится Центр. Он прекрасно владеет лицом, но мне сказали, что в этот момент он выдал себя… Вот какой человек у меня есть — человек, который очень хочет захватить Центр и может это сделать, единственный из всех… То есть этого человека у меня пока нет, но сети расставлены, наживка проглочена, и сегодня я его подсеку. Или я пропал… Пропал… Пропал…»

Он круто повернулся и с ужасом взглянул на жёлтый телефон.

Он больше не мог сдержать воображения. Он видел эту тесную комнату, обтянутую фиолетовым бархатом, душную, прокисшую, без окон, голый обшарпанный стол и пять золочёных кресел… «А мы, все остальные, стояли: я, Странник с глазами жаждущего убийцы и этот лысый палач… растяпа, болтун: знал ведь, где Центр, столько людей загубил, чтобы узнать, где Центр, и — трепло, пьяница, хвастун! — разве можно о таких вещах кому-нибудь говорить? Тем более родичам… особенно таким родичам. А ещё начальник Департамента общественного здоровья, глаза и уши Огненосных Творцов, броня и секира нации… Канцлер сказал, жмурясь: «Сотри его с лица земли», Странник выстрелил в упор два раза, и Барон проворчал с неудовольствием: «Опять всю обивку забрызгали…» И они опять стали спорить, почему в комнате воняет, а я стоял на ватных ногах и думал: «Знают или не знают?», и Странник стоял, оскалясь, как голодный хищник, и глядел на меня, словно догадывался… Ни черта он не догадался… Теперь-то я понимаю, почему он всегда так хлопотал, чтобы никто не проник в тайну Центра. Он всегда знал, где находится Центр, и только искал случая захватить Центр самому… Опоздал, Странник, опоздал… И ты, Канцлер, опоздаешь. И ты, Барон. А о тебе, Дергунчик, и речи нет…»