Дмитрий Володихин - Государева служба

Расклад выходил собачий: восемь суток бегать от облавы на голодный желудок, спать под дождиком, не делать лишнего шага в сторону. И тогда, если повезет, мы не умрем. Разумеется, я не стал всем этим огорчать Мякинцева. С него достаточно самого главного.

– Господин сержант, за мной бего-ом марш!

Первый день мы уходили от охотников чисто. На второй дождь полил как из ведра, и Мякинцев мой заперхал. Кроме того, кажется, ему повредили ребро, так что дышал он, преодолевая боль, а засыпал с трудом. Но и на второй день мы шли неплохо. Лишь вечером я стал замечать тревожные признаки слишком близкого присутствия облавы.

Мне оставалось отыскать место для привала, и я нашел отличное место, а потом замаскировал его на совесть. Очень надеялся, что до утра неожиданностей не будет. Напрасно.

Меня разбудил треск сучка. Полная темень. Продрав глаза, я с минуту прислушивался. Потом сомнений не осталось: нас обложили со всех сторон и подбираются, не торопясь. Сдаваться мне не хотелось. Нет. Не получат они меня.

К тому времени я устал до такой степени, что смерть уже не вызывала острой эмоции страха. Чувства притупились. Я демонстративно щелкнул затвором. Пусть слышат! Пусть сами боятся меня. Сейчас я разбужу Мяинцева и… и… как ему все это объяснить, когда он уже крепко уверовал в свое спасение? В тот момент огорчение сержанта казалось мне самой большой неприятностью на свете…

Неожиданно лес наполнился дымом, густой трескотней выстрелов, вспышками и звуками взрывов. Сначала я ничего не понял. Потом узнал знакомую тактику: в джунглях работал имперский МООН, прибывший сюда ради нас, грешных.

– Что это? Что это, господин лейтенант? – пробудился Мякинцев.

– Ш-ш-ш… Лежи тихо. Не шевелись.

– Кто стреляет… господин лейтенант? Наши?

– Просто поверь мне, ляг тихонько, руками-ногами не двигай. Просто поверь мне.

И он поверил, как ребенок.

Не только для него, но и для меня, задубелого, МООН работал чересчур быстро. В нынешнем своем состоянии я бы просто не поспел за слаженными действиями осназовцев. А потому лучше было не мешать им, не соваться под шальную пулю.

Бой продлился недолго. Нас, еще до конца не прочухавших собственную удачу, окружили рослые дяди. Я знал каждую деталь их снаряжения, мне пристало стоять среди них, я должен был спасать у черта из пасти простых и непутевых погранцов…

Командир осназовцев похлопал меня по плечу и представился:

– Полковник Астахов. Как вы тут без нас?

– Да вот, пасьянс по очереди раскладываем…

Добродушный хохот был мне ответом. Тогда я, в свою очередь, спросил:

– А вы-то как же? Поперек международного права?

Астахов сделался серьезен:

– Все законы мира стоят меньше, чем жизнь одного русского солдата.

Я поднялся с земли и отдал ему честь. Полковник протянул мне руку. Секундой позже и Мякинцев пожал ее.

Командир МООН’а прищурился оценивающе и задал вопрос:

– Вам удалось в течение двух суток водить за нос серьезных людей… не хотите ли поработать у меня, лейтенант? Уверен, вам у нас понравится.

– Уверены?

– Рыбак рыбака видит издалека.

– Что, много офицерских вакансий?

Боюсь, он неверно истолковал мою улыбку.

– Много.

– И вы не знаете, будут ли они заняты через три месяца, полгода, год?

– Мне ясновидящие по штату не положены.

– Что ж, господин полковник, если год спустя их все еще не займут, то через год с хвостиком вы можете на меня рассчитывать…

Москва, 2004