Гордон Диксон: Только человек (None But Man)

Калли не стал возражать. Совет был очень кстати. Он почувствовал голод, к тому же, он узнал столько нового, что следовало эти сведения как следует обдумать.

Следующие несколько дней Калли набирался сил. Он лежал на своем матрасе из пенорезины и смотрел в металлический потолок, который в самом деле оказался нижней частью перехода между уровнями. Всего уровней было пять, как объяснил ему Вил. Все они были битком набиты задержанными, преимущественно из Пограничных миров, и занимали весь объем грушевидной подводной секции. Сама плавучая тюрьма была известна как Станция по задержанию иммигрантов номер один, для краткости — просто «номер первый».

По мере того, как к нему возвращались силы, Калли изучал своих странных опекунов. Один из них, за исключением редких моментов, всегда находился рядом с Калли. Доук оказался не слишком разговорчивым товарищем — но не потому, что не желал поддерживать беседу, а потому, что сказать ему, собственно, было нечего. В обществе Калли он либо спал — зачастую сидя, скрестив ноги и прислонившись спиной к стене, — или точил самодельный ножик. Такие ножи делали сами заключенные — лезвие из полоски металла, заостренной, как игла и наточенной до остроты бритвы, рукоятка из тряпок, смоченных для твердости спиртовым лаком. Кроме того, как заметил Калли, Доук любил сидеть и рассматривать содержимое медальона, который свисал на цепочке с его шеи. Он всегда проявлял большую осторожность, чтобы Калли не разглядел, что он там прячет. Очевидно, спрятано там было нечто очень интересное: Доук часы напролет просиживал, поглощенный созерцанием.

На пятый день, когда Калли почувствовал, что уже полностью оправился, он выбрал момент, когда Вил остался с ним наедине и напрямую поинтересовался странным характером Доука.

Вил пожал плечами.

— Конечно, он немного с приветом, — признал он.

— Так я и думал, — заметил Калли. — Поэтому охранники его и побаиваются?

— Охрана его боится, потому что Доук не боится охраны, — серьезно объяснил Вил. Даже они понимают: чтобы они не делали, запугать его они не смогут. Если они переступят границу — Доук уже ни перед чем не остановится, не станет рассчитывать последствия. Поэтому они с ним и нянчатся. Конечно, рано или поздно…

Вил вдруг замолчал.

— Рано или поздно — что? — заинтересовался Калли.

— Наверное… — Вил замялся. — Пару дней назад ты спросил, зачем мы тебя взяли к нам. Я сказал, что есть причина, о которой мы поговорим позднее.

Он сделал паузу, словно ожидая реакции Калли.

— Продолжай, — предложил Калли. — Какая причина?

— Понимаешь, это место — особое учреждение.

— Тюрьма, понимаю, — кивнул Калли.

— По сути, да. Но официально — это лишь пункт задержания при службе иммиграции. Среди арестованных действительно есть несколько человек, незаконно прилетевших на Землю с Марса, Венеры или пояса астероидов. Но на самом деле — это лагерь для интернированных, для жителей Пограничья — в течение последних трех лет полиция отправила сюда всякого пограничника, которого им удавалось арестовать под любым предлогом. Калли снова кивнул.

— Теперь, видишь ли, все дело в том, что на одного охранника приходится сотня арестованных. И поскольку мы не преступники, мы создали систему управления и собственные законы. Полдесятка человек образуют так называемое правление. Все члены правления — известные участники Восстания, твои товарищи. Как только они узнают, что ты здесь… — Вил пристально посмотрел на Калли, — ты, скорее всего, тоже станешь членом правления.

Если нет — все равно будешь пользоваться немалым влиянием.

— Ну и что? — спокойно спросил Калли.

Вил глубоко вздохнул.

— Я спрятал тебя здесь, чтобы мы могли поговорить прежде, чем тебя узнают старые друзья. Правление выносит решения, обязательные для всех арестованных.

Он снова сделал паузу, глядя Калли в глаза.

— Среди множества вопросов, которые решает Правление, медленно закончил он, — есть один очень важный: кому из арестованных удастся совершить пробег.

Калли рассмеялся. Ну и ситуация. Но в смехе не было горечи — во всяком случае, не больше, чем в его чувствах к Алии, предавшей его. Калли не ждал, чтобы люди вокруг вели себя как святые. Скорее, наоборот. Вот почему, наверное, многие так хорошо к нему относились. Ничем другим нельзя объяснить, почему ему всю жизнь везло в этом смысле.

— Вот как! — сказал Калли. — А я уже начал подозревать, что вы пригрели чисто из милосердия.