Стою в конце комнаты. Перемещаюсь — медленно… шажок… за… шажком…
Прошло пять часов. У меня началось обезвоживание. Мне дали стакан воды и соломинку — принимаюсь жадно пить.
За стенами комнаты раздаются голоса: поют, что-то празднуют.
Они поминают погибшего товарища.
Жаль, что их всех не убило.
Какие аморальные мысли. Не следует…
Заткнись. Мать. Твою. Так. Шажок. Еще. Один. Третий…
— Мне противна сама мысль об этом. Но, видимо, выхода нет.
Перед нами Роб, точнее, его трехмерное голографическое изображение. Роб пялится в камеру, моргает.
— Аллия, ты лучшая. Я люблю тебя. Остальные… Ах вы гребаные неудачники. Чтоб вы сдохли позорной смертью, захлебнулись пивом! Вы живы, а я, значит, умер. Хреново, скажу вам!
Мы поднимаем бокалы. — Споем, друзья.
Был дом в Новом Орлеане,
Дом Восходящего солнца.
Растлили там множество бедных девиц.
Бог видит, она была среди них.
Мы хором поем, и только контральто Аллии возвышается над нашими хриплыми голосами — Аллия совмещает джазовый рифф с мелодией блюза.
Роб подхватывает песню, когда начинается техно-поп часть. Я аккомпанирую ему на ритм-гитаре. Роб поет:
Сестры, братья, друга, зятья, вот он,
Вот,
Вотан!
Смотри же, гляди же, понюхай, распробуй, о да, вот он, мой дух!
Ни мозгов, ни тормозов, нету слов, почти готов, травите бобров.
Мир — дерьмо, все — одно, душа болит,
В Бога не верю, к черту все двери, умирает доверье,
Рядом нет никого, распугал всех давно,
съел все ножи, умер и жив
В органов банке, счастье какое, уторканный джанки.
Вот бы стать, а,
Кем-то другим
Кем-то другим
Кем-то другим
Но не собой
И чтоб не с тобой
Эй, не хандри
Лучше умри
Прямо как я
Сотри свое «Я»
У меня его нет, нету души, нету эго, стерто уже — вместе со мной,
и это по кайфу, по кайфу, по кайфу
Быть не собой
И чтоб не с тобой
А в иную вселенную переселиться, там перебеситься и проклятья
добиться на душу, которой
Нету давно
Нету как нет
И меня с нею нет
Нету как нет
И меня с нею нет
И меня с нею нет
Лучше уж смерть.
Роб замолкает. Мы были классным дуэтом: рэпер и блюз-мен. Но теперь… теперь… Больше музыки не будет, как не будет с нами Роба. Я рыдаю.
— Вот я дурень, — говорит голограмма Роба. — Нагнал на вас тоску, простите, ребята. Флэнаган, ты как, не обмочился еще?
— Уже! — говорю я, обнаружив, что Роб угадал.
— Думаю зачитать вам напоследок список своих электронных адресов, всех восьмидесяти двух миллионов. — Голограмма ухмыляется (глупо и с какой-то болезненной непринужденностью). — Или, раз уж я мертв, может, кто-то сделает мне виртуальный минет?
Роб начинает расстегивать штаны, потом говорит:
— Черт, что за ерунду я болтаю?! Я еще вас переживу. У меня дела остались.
Голограмма исчезает.
По щекам Аллии катятся слезы.
У меня встает. Я хочу ее — я так сильно хочу эту женщину, а теперь, когда Роб мертв…
Дьявол! О чем я думаю?! Хватит, Флэнаган, немедленно
прекрати!
Аллия подходит ко мне. Обнимаю ее, прижимаю к себе так, чтобы она почувствовала мою эрекцию. В мыслях я беру эту женщину, хотя в реальности сохраняю каменное лицо, запираю сердце в клетку.
Команда затягивает другую похоронную песнь — на этот раз о звездном воине, восставшем против хозяев и ведущем армию в бой за свободу родной планеты. Сердце мое разрывается. В песне воин погибает ужасною смертью. Однако ребята поют замечательно, с душой.
Мне будет не хватать тебя, Роб.
Я освобождена от состояния полукомы. Напротив сидит капитан Флэнаган, его команда — поблизости, готова вновь обездвижить меня, если понадобится.
— Как нос? Флэнаган морщится.
— Сломан в одиннадцати местах. Челюсть была разбита вдребезги, — медленно произносит он. — Пока кости не заживут, мне будут дважды в день делать уколы.
Тогда я ударяю его по лицу — да так быстро, что никто ничего не успевает заметить, пока…
Читать дальше