Федор Березин: Лунный вариант

– Спасибо, Мстислав Всеволодович.

– Работайте спокойно, Георгий Николаевич.

Иногда, в редкие выходные, даже не выходные, а так, пяти-, шестичасовые выжимки из дня, удается спуститься в плещущееся тут же, в ста метрах по горизонтали, море. Хорошо, если эти свободные часы совпадают с удачной погодой, удобным для купания временем суток и подходящим для плескания в воде сезоном. Погодой – в смысле не шторм. За купание в пятибалльную прелесть пропесочат по служебно-партийной линии так, что отрыгнется та соленая водица еще о-го-го как.

Время суток – понятное дело. Если б до того, шумящего архейской истомой, плескания только стометровая гладкость пляжа, разницы день-утро-ночь – никакой. Но есть еще восьмидесятиметровая вертикаль скал, удачный природный постамент под частично впаянным в эти же скалы ЦДКС. И все секретно, и никакой романтики ночных фонарей. Так что, спускаясь по протоптанной поколениями самоходчиков тропке, можно сковырнуться. В камнях – что с восьмидесяти, что с десяти. Даже с трех метров вертикали падение способно закончиться с однозначно вероятным исходом. А если не с однозначным, то снова партийно-служебные разборки с окончательным исключением из первой составляющей и скатыванием вниз по второй. Но еще до того, прямо в больнично-коечном режиме – непринужденное общение с особистом по вопросу причастности к происшествию непосредственных и удаленных в верхотуру начальников.

Ну а по сезону – все понятно. Крым – он вообще-то на юге, на полуострове растет виноград, однако это далеко не вечно сравниваемая с Украиной Франция и уж, тем паче, не сапоговая прелесть Италии. Здесь имеется в наличии настоящая зима. Снег, метели и хорошая корочка льда на надоевшей оголенности скал.

Но понятно, и спору нет, что это все-таки не запредельная Кзыл-Ординская область с бесконечной гладкостью пустыни Бекпак-Дала. Не та безлюдная, заселенная тушканчиками протяженность, словно самой природой назначенная для ловли разгонных ступеней управляемых отсюда, из Крыма, луноходов. Но все-таки здесь не сахар, хоть в восьмидесяти метрах ниже и плещется море. Возможно, оно даже бывает ближе, на одной горизонтали – это когда лифтовая скрипучесть погружает тебя на рабочее место командира, штурмана или водителя бредущей где-то за четыреста тысяч километров машины. И конечно, выходные бывают только ночью. Нет, не нашей короткой – земной. Той, настоящей, сходной чем-то с кошмаром или с ледниковым периодом. Той, к которой надо готовиться где-то за двое-трое суток, ибо нужно успеть найти подходящее ровное местечко, не затененное скалами. Въехать туда луноходом и хитро развернуться «к лесу задом, ко мне передом». А точнее – отворотить камеры-глаза от тихо падающего слепящего шара, ибо даже на закате он не краснеет, и повернуться так, чтобы лучи зародившегося после ледникового периода светила попали прямо в поднявшуюся оловянным солдатиком солнечную панель. И тогда все, возможно, возродится. Техника, сейчас впадающая в летаргию, воскреснет. Если, конечно, повезет и какие-нибудь неясные призраки не прикончат машину, не съедят хранитель тепла – изотопный реактор, и какой-нибудь шальной, миллион лет шастающий в округе Солнца метеорит не расплющит захлопнувшуюся до поры покатость крышки. И ведь все едино, никогда и никто не узнает, что случилось и как. Просто в начале следующего дня с лунным странником не наладится привычный канал связи. На Земле проскочит коротко-неприметное сообщение ТАСС, спрятанное между бойкими рассказами об успешной жатве и молотьбе. В нем скажут, что в связи с выполнением и перевыполнением поставленной ранее задачи деятельность подвижного исследователя Луны успешно окончена; сеанс связи завершен. Ну а в ЦДКС – Центре дальней космической связи – это будет большое ЧП. И, возможно, полетят головы, и уж наверняка некоторое число звездочек с многочисленных погон, разных – больших и малых. Пожалуй, это уже даже не местный кошмар. Он пойдет по всей цепочке советской космонавтики. Однако это только вероятность. А пока…

Так вот, именно в эту самую двухнедельную лунную ночь и случаются выходные. Вот тогда и можно наконец спуститься вниз со скалы, радуясь, что такие крутые попадаются только здесь, на обточенной воздухом и водой Земле, а не там, за триста восемьдесят тысяч километров. И даже плескаясь в прелести черноморской прохлады, невольно мыслишь не об этом, настоящем море, а о том, безводном море, в котором ты никогда не был и не будешь, но в котором все-таки живешь и действуешь по-настоящему – Море Ясности.