Иэн Бэнкс - Последнее слово техники

И что ещё страшнее, существует взаимное притяжение между воображаемым и действительным, постоянное загрязнение реальности, искажение правды, мешающее им отличить вымысел от подлинной жизни, принуждающее их вести себя в реальных ситуациях по правилам, взятым из старых, как мир, наборов художественных клише. Так множатся мыльные оперы, а с ними и те, кто пытаются жить «как в кино», наивно воображая, что эти сюжеты имеют хоть какое-то отношение к реальности; отсюда и викторины, где идеальным признаётся мышление, максимально близкое к среднестатистическому, и того, кто ведёт себя предельно конформистски, объявляют победителем.

У них неисчерпаемый запас таких историй. Они свободны от всех клятв и долговых расписок, слишком легковерны, ведутся на первый же приём, основанный на грубой силе или хитрости. Они приносят жертвы слишком многим богам.

Ну что ж, вот история, которую я Вам обещала рассказать.

Наверное, я не так уж сильно изменилась за эти годы; сомневаюсь, что этот текст существенно отличался бы от нынешней версии, напиши я его годом или десятилетием позже, и даже век спустя. (Ха-ха! — Примеч. дрона.)Довольно забавно, что какие-то образы преследуют тебя даже помимо воли, проходят с тобой через годы и годы. Так и ко мне возвращается один и тот же сон. Впрочем, в нём нет ничего, что могло бы меня задеть, поскольку со мной никогда ничего подобного не происходило. И всё же он остаётся со мной.

Мне снится, что в ту ночь я отказалась перемещаться на корабль и не захотела даже уехать в какое-нибудь удалённое местечко, куда модуль прилетел бы без риска попасться кому-то на глаза. Мне снится, что я попросила чёрного дрона покатать меня над городом, вознести меня в небеса, окружённую полем невидимости, — прямо в туманное небо Манхэттена, и теперь я, оставив позади все огни, весь шум, поднимаюсь во мрак, неслышно, как падающее птичье пёрышко. Я сижу на спине дрона, всё ещё переживая шок, я даже забыла, что мне надо в модуль, который безмолвно парит на высоте нескольких километров над перекрещивающимися линиями городских огней, чёрный, как сама ночь. Я смотрю, но не вижу, я не думаю о своём полёте, но только о других дронах, которые в этот самый миг выполняют задания корабля по всей планете. Чем они сейчас заняты и где находятся.

Я уже говорила, кажется, что Капризный собирал снежинки. На самом деле он пытался найти пару одинаковых кристаллов льда. У него была — и сейчас есть, наверное, — огромная их коллекция, не высверленные из ледовых глыб керны, не остатки разбитых ледяных фигур, но настоящие образцы кристаллов льда со всех концов Галактики, всех мыслимых размеров и форм. Он занимался этим во всех местах, которые посещал когда бы то ни было, если только там удавалось обнаружить воду в твёрдом состоянии.

В каждой миссии ему удавалось собрать лишь несколько снежинок, поскольку самозабвенный поиск их не был бы, скажем так, элегантен. Я думаю, он до сих пор этим занят. Как он поступит, если ему вдруг посчастливится найти два идентичных кристалла, он никогда не рассказывал. Вряд ли он действительно этого хочет.

Но я думала об этом, покидая грохочущий, сверкающий всеми огнями город. Я думала — и до сих пор думаю в этом видении, которое посещает меня пару раз в год, — о дроне, чей плоский корпус испещрён тусклыми звёздочками, дроне, терпеливо парящем в нескольких шагах от края полыньи где-нибудь на антарктическом побережье, о том, как он бережно отделяет одну-единственную снежинку от себе подобных, колеблется несколько мгновений, а потом, перемещая себя или возносясь в небеса, спешит доставить свой хрупкий совершенный груз на звездолёт, висящий на орбите. А скованные морозом, заснеженные равнины или поля прихотливо изломанного льда снова обретают покой.

Какое счастье, что это наконец закончилось. Я не стану занимать Вас рассказами о том, как тяжко мне дался перевод, в котором Сма не то что не хотела мне помогать, но подчас вообще откровенно мешала. Она часто использовала марейнские выражения, которым нет точного соответствия в английском, разве что в форме трёхмерных диаграмм, и наотрез отказывалась упрощать или редактировать написанное, чтобы облегчить мне перевод.

Поверьте, я сделал всё, что было в моих силах, и теперь снимаю с себя дальнейшую ответственность за любое трудное место, могущее послужить источником неясностей.