Худайберды Диванкулиев - Логово сатаны

— Ну, хорошо, убедил, — сказал Сергей. — Впрочем, это моя забота!.. Пароль для всех роботов единый: «Салют». Мой личный пароль. — «Сокол», твой — «Беркут».

— Как быть с названием космолета, выбитом на внешней обшивке? С картами Галактики, календарями?

— Спрячем в сейфе, закроем электронным кодом. Ключ кода — «13».

— Понял, — сказал Ыхлас. — Что ж, за дело?

...Спустя двенадцать часов вышел на стационарную орбиту планетки. Объект был меньше Луны. Корабль маневрировал, переходя на все более низкие орбиты.

Вдруг Ыхлас сказал:

— Послушай, Сергей! Нет тут никаких братьев по разуму. Кроме микроорганизмов. Сам видишь! Условий для разумной жизни никаких: она покрыта синими льдами.

Действительно, куда Сергей ни наводил объектив рефрактора, всюду видел торосы — будто иглы гигантского ежа. Громадные ледяные колонны — высотой по двести метров — стояли плотно, как бы опираясь друг на друга. На планете не было даже квадратного метра ровной площади. Некуда сажать космолет.

Так прошли первые сутки на орбите.

Затем обшивка корабля покрылась коркой льда. Первым заметил это Ыхлас.

— Ты видишь, Сергей? Надо срочно отрываться от объекта.

— Увы, ты прав, — ответил командир, включая систему маневрирования.

Космолет медленно отдалился от планетки. Корка льда на обшивке сохранилась.

— Вот и непредвиденный расход топлива, — вслух думал Сергей. — Если эта ледяная корка не чистая аш-два-о, то беда неминуема! Если корка не исчезнет под действием солнечного нагрева, то я не знаю, чем кончится дело. Придется Ыхлас, вылезти в открытый космос и скоблить корку псевдольда обыкновенной наждачной бумагой.

— Надо взять курс на спутник планетки, — сказал Ыхлас. — Он похож на Землю. Может быть, там избавимся от корки естественным образом.

— А сможет ли космолет сам по себе стряхнуть дополни тельную массу?

— Надеюсь, — ответил Ыхлас. — Но не на это, а на запасы внутреннего тепла спутника. Оно есть, иначе не сверкал бы так разноцветно.

— Ладно, уговорил, Ыхлас! Перевожу космолет на ручное управление. Это надежнее. Ступай в «Пулково», следи за Зеленой точкой.

Когда вернулось сознание, Ыхлас ощутил сильную боль во всем теле. Казалось, все тело затвердело, как мрамор. Рот был наполнен каким-то противным на вкус веществом. Ыхлас хотел раскрыть глаза, но из этого ничего не вышло: ресницы пристали друг к другу, не разлеплялись. Где-то совсем рядом нежным голосом звучал родник. Ыхлас даже не удивился, откуда взялся на корабле родничок. С трудом повернулся на бок и черпнул ла-

донью прозрачной воды. Иссохшие уста едва дотянулись до ладони, как пальцы у Ыхласа задрожали — вода пролилась. Затем он услышал плеск большой волны и шелест весеннего дождя. Машинально втянул в себя влажный чистый воздух. Стало чуть легче!

В следующий миг в груди возникли нестерпимые боли. Ыхлас опять потерял сознание. Когда очнулся во второй раз, услышал, как чьи-то тихие голоса говорили совсем близко:

— Вах! Такой короткой оказалась жизнь у моего бедного мальчика! Что поделаешь? Какая сила способна одолеть смерть?..

Ыхлас с испугом признал голос своей матери.

— Верно ты сказала, Хурма. От смерти никому нет спасения, — подтвердил незнакомый голос собеседника матери.

Ыхлас ничего не понимал.

Будто сильный электроток пронизал его оцепеневшее тело.

Ыхлас корчился, раскрывал рот, и не мог вымолвить хотя бы одно слово, чтобы успокоить мать. «Уму непостижимо!».. — кричал он беззвучно. — Я жив, а меня оплакивает матушка. Как это возможно?». Снова хотел он сказать ей слова утешения — и ничего не получилось.

Внезапно стал моросить холодный дождь. Издалека летел тоскующий крик журавля: «Кырруз! Кырруз!..» Еще через минуту Ыхласу показалось, что в кабину кто-то вошел, ибо прозвучал сигнал робота. «Ты, Сергей?..» — мысленно окликнул он. Губы и язык не послушались его.

Все эти мучения оказались благом: Ыхлас неожиданно пришел в сознание. И ему вспомнилось все. Кадрами скоростной съемки промчались последние секунды на орбите... Космолет врезался в туман, который мерцал удивительными красками. Казалось, что с планеты его освещают юпитерами с цветными стеклами. Что-то гулко трахнулось о корпус космолета. Ыхлас открыл, наконец глаза. По-прежнему находился он в «Пулково». Перед ним возвышался рефрактор. Потом Ыхлас понял, что космолет не движется. Не было знакомой вибрации — вечного спутника космонавтов при работающем двигателе. «Гм, и приборы не действуют?!» — подумал Ыхлас, обводя взглядом стены зала. — Неужели попали в аварию?..». От этого предположения у него болезненно заныло сердце. В памяти словно открылся темный занавес, он вспомнил последние минуты спуска на планетку. «Это даже не авария, а катастрофа!». И тут же увидел вещественные доказательства: повязки на собственных предплечьях, на руках. Была забинтована и голова: он видел это в отражении на зеркальной тумбе рефрактора. «О, дьявол!.. Значит, я получил травмы! А где Сергей? Его нет. Значит, он не пострадал. Иначе, кто бы сделал мне перевязки? Молодчина, командир! Но куда он ушел? Может, и в такой момент шутит? Да, да! Он увидел, что я прихожу в чувство — и спрятался».