Филип Дик - Когда наступит прошлый год [litres]

— Погоди, — проскрипел Брюс.

Эрик и Джонас посмотрели на него.

— Не кидай, — добавил Химмель.

Его уродливая фигура смущенно переминалась с ноги на ногу, руки били по воздуху, шевеля длинными узловатыми пальцами.

Он, словно идиот, раскрыл рот и пробормотал:

— Я… я больше так не делаю. Один такой экземпляр как сырье стоит четверть цента, а вся эта корзина — около доллара.

— Ну и что? — удивился Джонас. — Все равно их надо…

— Я его покупаю, — пробулькал Химмель, полез в карман брюк за бумажником и смог его извлечь после долгих тяжких усилий.

— Зачем ты его покупаешь? — спросил Джонас.

— У меня все спланировано, — после нескольких мгновений томительной тишины заговорил Химмель. — Я плачу за каждую забракованную «Ленивую Рыжую Собаку» полцента, то есть двойную ее стоимость, благодаря чему фирма получает прибыль. Кто мог бы меня в этом упрекнуть? — Голос его перешел в писк.

— Никто тебя ни в чем не упрекает, — возразил Джонас, внимательно глядя на него. — Мне только интересно, зачем они тебе.

Он обернулся к Эрику, словно спрашивая его мнения.

— Я их использую, — ответил Химмель, угрюмо повернулся и, волоча ноги, направился к двери, находившейся неподалеку. — Они все мои, поскольку я заранее за них заплатил из своей зарплаты, — бросил он через плечо, открыл дверь и встал рядом с ней.

Лицо его потемнело от обиды и глубоко въевшихся следов болезненной тревоги.

По помещению, напоминавшему склад, на колесиках величиной с серебряный доллар ездили небольшие тележки. Их было не менее двадцати, и они ловко объезжали друг друга, не прекращая оживленно двигаться.

Эрик увидел, что на раме каждой тележки стоит «Ленивая Рыжая Собака», по проводам управляющая ее действиями.

Джонас почесал нос, что-то проворчал и спросил:

— От чего они питаются?

Он наклонился, сумел схватить тележку, проезжавшую возле его ноги, и поднял ее. Колеса продолжали вращаться.

— От маленькой дешевой десятилетней алкалиновой батарейки. Она стоит еще полцента.

— Значит, ты конструируешь эти тележки?

— Да, мистер Эккерман.

Химмель забрал у него тележку и поставил на пол. Машинка поспешно двинулась дальше.

— Они пока слишком молодые. Им нужно еще поупражняться, прежде чем можно будет их выпустить.

— Значит, потом ты дашь им свободу, — догадался Джонас.

— Верно.

Химмель кивнул большой, почти лысой головой. Очки в роговой оправе сползли на самый кончик его носа.

— Зачем? — спросил Эрик.

Химмель покраснел. По его лицу пробежала болезненная судорога, но вместе с тем на нем отразилось неясное чувство, похожее на гордость.

— Потому что они этого заслуживают, — выдавил он.

— Но эта протоплазма не живая, — заметил Джонас. — Она погибла после применения химического закрепителя. Ты же сам знаешь. С тех пор все они — лишь обычные электронные схемы, такие же мертвые, как, например, роботы.

— Но я считаю их живыми, мистер Эккерман, — с достоинством ответил Химмель. — Пусть они хуже и не могут управлять кораблем в космосе. Это не значит, что такие существа не имеют права прожить свою скромную жизнь. Я выпускаю их. Тележки катаются, как мне думается, лет шесть, может, и больше, то есть вполне достаточно. Они получают то, на что имеют право.

— Если старик об этом узнает… — начал Джонас, повернувшись к Эрику.

— Мистер Вирджил Эккерман об этом знает и одобряет, — сообщил Химмель и тут же поправился: — То есть он мне это разрешает, зная, что я возмещаю фирме расходы. Тележки я собираю ночью, в свободное время. У меня дома есть конвейер, конечно, очень простой, но мне хватает. Я работаю где-то до часу ночи, — добавил он.

— Что они делают после того, как их выпустили? — спросил Эрик. — Просто катаются по городу?

— А бог его знает.

Видно было, что этот вопрос Химмеля не интересует. Он занимался своим делом, собирал тележки и подключал к ним «Ленивых Рыжих Собак» так, чтобы те могли функционировать. Похоже, этот чудак был прав. Не мог же он сопровождать каждую тележку, оберегать ее от опасностей, подстерегающих в городе.

— Ты настоящий мастер своего дела, — подытожил Эрик, сам не зная, смешно ему, противно или еще что. Он знал лишь одно. На него это не произвело особого впечатления. Все предприятие казалось ему странным и глупым, абсурдом чистой воды.

«Химмель неустанно трудится здесь и дома, заботясь о том, чтобы фабричный брак нашел свое место под солнцем… Чего еще можно ожидать? Все это происходит, когда остальное человечество сражается с другим безумием, куда большим, — всеобщим абсурдом бессмысленной войны. На подобном фоне деятельность Химмеля выглядит не столь уж идиотской. Такое уж наступило время. Безумие висит в воздухе, начиная с Моля и заканчивая этим контролером качества, явно страдающим некими клиническими нарушениями психики».