— Фанатика, — подсказал ей Радамакэр.
Два дня спустя Виктор Каша достиг Ла Мартина. Спустя восемь часов после его прибытия, Чин c Огилви и Радамакэром были проведены к нему. Специальный Следователь Директора устроил штаб-квартиру в одном из отсеков, обычно предназначенных для штабных офицеров супердредноута.
Часть сознания гражданина коммодора Жан-Пьера Огилви отметила аскетичность каюты. В наличии имелись штатная кровать, штатные стол и стул, и штатный солдатский сундучок. В остальном купе было пусто за исключением дивана и двух кресел, которые были утилитарны и, очевидно, были принесены из хранилища, куда их поместил предыдущий обитатель этой каюты, заменивший их на его или её собственную личную мебель . Официальное Оснащение Каюты Штабного Офицера, Сорт — Дешевый, Модель — Посредственная, Исполнение — Неудобное, Согласно Инструкциям.
На переборках остались слабые следы в местах, где предыдущий жилец, очевидно, вешал какие-то личные изображения. Они также были убраны и заменены ни чем иным, как нависающей над кроватью эмблемой Государственной Безопасности и двумя портретами, помещенными прямо позади стола. Один был голограммой Роба Пьера в черной драпировке и с бронзовой надписью внизу, гласящей «Не будет забыт» . Другой был голограммой Сен-Жюста. Два строгих лица на картинах вырисовывались за плечами молодого офицера ГБ, расположившегося за столом — хотя он нисколько не нуждался в них, чтобы воплощать серьезный и благонамеренный образ.
Огилви, однако, не потратил много времени, рассматривая обстановку. Он также кинул не более одного взгляда на других обитателей переполненной теперь каюты, которые располагались на кушетке и креслах или стояли у дальней переборки. Все они были назначенными на супердредноуты ГБ и в большинстве едва знакомыми ему офицерами государственной безопасности. Людьми, которые — подобно прежнему боссу ГБ сектора Джамке, — предпочитали относительную роскошь и комфорт штабного положения на огромном СД более суровому образу жизни офицеров ГБ, назначенных на меньшие суда флотского оперативного соединения, размещенного в Ла Мартине.
Сидящий за столом молодой человек, был вполне способен поддерживать внимание сконцентрированным на себе, особенно после того, как он произнес свои первые слова.
Надо было отдать Каша должное — по крайней мере, он не тратил впустую общее время, играя в мелочные игры превосходства, притворяясь занятым другими делами. Когда они были препровождены в его каюту, перед ним не было никакого открытого досье. Фактически, нигде не было видно каких-либо старинных бумажных досье. Его стол был пуст, за исключением сдвинутого к углу компьютера, экран которого в настоящее время был пуст.
Как только Чин и Огилви c Радамакэром вышли вперед, взгляд специального следователя Каша обратился на Радамакэра.
— Вы — гражданин народный комиссар Юрий Радамакэр, приставленный к гражданину коммодору Огилви?
Голос был тверд и резок. В других обстоятельствах его можно было бы назвать приятным молодым тенором.
— Да, гражданин специальный следователь, — кивнул Юрий.
— Вы арестованы. Доложите одному из охранников Госбезопасности снаружи, и вы будете сопровождены в новую каюту на борту этого супердредноута. Я займусь вами позже.
Радамакэр напрягся. Адмирал Чин и Огилви сделали тоже.
— Я могу узнать причину? — спросил сквозь зубы Юрий.
— Это должно быть очевидно. Подозрение в убийстве. Вы были следующим по рангу после народного комиссара Роберта Джамки. Как таковой, вы имели личную выгоду от его смерти, поскольку при нормальных обстоятельствах вы получили бы — я должен сказать, могли бы получить — его место.
У Огилви сказанное в голове не укладывалось. Обвинение было настолько нелепо…
Юрий так и сказал:
— Это нелепо!
Плечи специального следователя слегка дернулись. Возможно, это было пожатие. Огилви почувствовал, что все действия этого человека происходят под жестким контролем.
— Нет, народный комиссар Радамакэр, это не нелепо. Да, это маловероятно. Но я в настоящее время не интересуюсь вероятностями, — снова то же минимальное пожатие плечами. — Не считайте это личным. Я немедленно арестую всякого, кто мог бы иметь любой личный повод для убийства гражданина комиссара Джамки.
Твердые темные глаза переместились к адмиралу Чин. Потом к самому Огилви.
— Это способ, которым я могу изолировать возможные личные аспекты преступления, чтобы сконцентрировать свое внимание на главном — возможных политических последствиях.
Читать дальше