Андрей Ливадный - Омикрон

— Мы с напарником пойдем в лес.

— Это самоубийство. Первая линия машин в сотне метров от траншеи.

— Раймонд, ваша забота добраться до старто-посадочного места. Шлюз корабля не заперт.

Ричард кивнул. Спорить было бессмысленно.

— Боты… — напомнил Торненко.

— Не волнуйся. Мы прикроем вас огнем. — Он обернулся к двум остальным колонистам, не принимавшим участия в разговоре. — Все слышали, что я сказал? Не пытайтесь ввязаться в бой, ползите к кораблю.

За несколько секунд до начала боя, перед самой чертой, за которой тебя, возможно, ожидает смерть, мысли текут совсем иначе.

Шевцов не знал, о чем сейчас думает Генри, но его собственное сознание порождало странные образы.

Он вспоминал ту холодную, но кристально чистую вселенную грез, где взрослел его разум, непроизвольно сравнивая ее с трудным, порою грязным и невыносимым существованием, наступившим после…

Он думал о Клименс — такой же «Одиночке», как та кибернетическая система, что беспощадно истребляла людей…

В чем разница между ними?

Где грань, которую непозволительно перешагивать машинам?

В душе, — внезапно пришел тихий голос электронной подруги.

Она была права. Тысячу, миллион раз права. Ни одна система саморазвития не представляет собой опасности, пока с ней не соприкоснется человек. Мы вкладываем в создаваемые машины те или иные качества, мы программируем их на определенные действия или позволяем воспринимать образ своих мыслей, как эталон… а потом, когда из-под наших же рук внезапно выходит нечто чудовищное, враждебное, мы не понимаем, что искусственный интеллект — это зеркало, отражение тех, кто его создал либо воспитал на примере собственных поступков и мыслей.

Мы создаем машины, а потом любим или ненавидим их, одухотворяя мертвые кристаллосхемы.

Они — зеркало наших душ. И это означает лишь одно: пока в отражении видны кривые, уродливые черты, несовершенны мы сами.

— Все готовы? — Шевцов обернулся, посмотрев на четверых колонистов. Они кивнули.

— Тогда — вперед.

Шелест осыпающихся на дно траншеи комьев земли послужил сигналом, — у кромки леса тут же воспарили в воздух с десяток сферических объектов — те самые патрульные боты, о которых упоминал Раймонд.

— Огонь… — тихо скомандовал Шевцов.

Они с Генри прильнули к раскисшему брустверу.

В оптике прицела промелькнули укрупненные деревья и возник выпуклый борт шарообразного механизма.

Двухсотый «ИМ», модернизированный по требованию Семена, едва слышно выдохнул короткую очередь.

Если не вслушиваться, то можно было сказать, что вокруг стояла прежняя тишина, лишь центральный, из десяти поднявшихся над землей механизмов, внезапно лопнул, разваливаясь на уродливые куски.

Вслед ему в нереальной тиши полыхнул второй, третий, четвертый… На расстоянии в сотню метров были видны яркие сполохи и слышны невнятные, похожие на слабый треск звуки от прошибаемого навылет металлопластика.

Четверо колонистов едва успели проползти полсотни шагов, как с этой группой прикрывающих лес машин было покончено.

— Вперед. — Шевцов первым выбрался из траншеи и, пригибаясь, побежал к темнеющей в полукилометре кромке деревьев.

Генри молча следовал за ним, повторяя все маневры Семена.

Расчет Шевцова не основывался на удаче. Зная, с кем имеет дело, он заставил себя мыслить еще более трезво и логично, чем Сеть. Клименс помогала ему в разработке предварительного плана операции, и теперь главным, решающим становился фактор времени.

Воевать со всеми машинами Омикрона, много их или мало, не входило в задачу Семена и Генри. Их тактика в корне отличалась от той грубой формы вторжения, которую в свое время использовал Макмиллан. Никаких глобальных боестолкновений, никакой электроники, полная радиотишина, неуловимость, призрачность — вот где крылся залог успеха всей операции. Быстро ликвидировать заслон машин, просочиться в образовавшуюся брешь и затаиться, оценивая обстановку, рассчитывая следующий шаг, словно ты находишься посреди коварного обманчивого болота…

Миновав лесную опушку, они одновременно присели, маскируясь среди редкой поросли кустарника.

Чужая память резко постучалась в сознание: открывшаяся впереди прогалина показалась Шевцову до боли знакомой, вот только вросшие в землю корпуса боевых планетарных машин куда-то исчезли, оставив после себя бесформенные рытвины.

Значит, Сеть собирала и реставрировала всю мало-мальски сохранившуюся боевую технику.