Андрей Ливадный - Жизненное пространство

Она понимала, что собирается сделать Илья Андреевич, ее боковое зрение продолжало фиксировать сумеречную, почти неразличимую в ночи фигуру «Фалангера», разбитого, истекающего зловонным паром «Хоплита» и открытые створы консервацион-ных ангаров, в которых подле машин суетились какие-то тени…

Следующим движением Горкалов достал автоматический пистолет и активировал электромагнитный механизм затвора пятидесятизарядной «гюрзы»…

Она заметила, что его руки не дрожат, лишь в побледневшем лице не было ни кровинки.

Шейла всегда была храброй девочкой, но сейчас ей было так страшно, что пальцы не гнулись, казались чужими и непослушными…

Он повернулся, увидев, что она, едва осознавая собственный жест, полезла за пазуху, вытаскивая тонкую цепочку с точно таким же медальоном, принадлежавшим ее отцу, капитану Дейвиду Норману.

Тень изумления в его глазах мелькнула и исчезла.

Грань невозвращения уже была пройдена ими обоими, — судьба в который раз распорядилась по-своему, и хотя Горкалов видел страх девушки, понимал ее дрожь, но теперь он был вынужден оставить за Шейлой право на осознанное, самостоятельное решение.

Она повернула голову, встретилась с ним взглядом.

Слова не имели смысла. Он смотрел в ее глаза лишь долю секунды, затем, резко открыв дверцу машины, вылез из изуродованного «Гранд-Элиота», зная, что «Фалангер» слишком велик для охоты на людей.

Дверь со стороны Шейлы заклинило, и она торопливо полезла через водительское сиденье.

Илья не произнес ни слова, лишь жестом указал на раздвинутые створы ближайших ангаров, в которых возвышались смутные контуры. В правом «Фалангер», в левом «Ворон» — достаточно редкая модель сорокапятитонной машины среднего класса.

Мелкие смутные фигурки продолжали суетиться подле них; отсюда было невозможно различить, кто там и что делает подле ферм обслуживания боевых машин, но Горкалов уже, видимо, решил для себя все дилеммы и молча указал Шейле — твой «Ворон», я на «Фалангере», идем с боем, коды свой-чужой по ходу активации.

Язык немых жестов, бытовавший в среде пилотов Конфедерации, был известен ей так же хорошо, как родной элианский.

Илья поднял «гюрзу» и, повернув пистолет ребром, чтобы мизерная отдача от стрельбы вела оружие не вверх, а вбок, молча шагнул в сумрак, одновременно открыв огонь.

В звенящей тишине это было похоже на бред. Он шел и стрелял, не останавливаясь, не прекращая огня, словно сам был машиной, а его нервы состояли из стальных струн, не озираясь, не дергаясь, не сворачивая, пока не вошел в тускло освещенный ангар с установленным на обслуживающей плите «Вороном».

Из рукоятки «гюрзы» вылетела пустая обойма, и Шейла, которая, инстинктивно пригибаясь, двигалась следом за Горкаловым, вдруг услышала, как звонко клацнул о рифленую металлическую плиту отстрелянный магазин.

К ней снова возвращался слух, а вместе с ним и ужас.

В сумраке ангара она споткнулась обо что-то шуршащее, мягкое и безвольное. Вспомнив про крошечный фонарик, пристегнутый к брелоку для ключей, она посветила им себе под ноги и невольно отшатнулась.

На обагренной розовой кровью металлической плите лежал инсект.

Эти существа были известны Шейле по многочисленным выпускам галактических новостей, но воочию она столкнулась с ними впервые.

Этот напоминал материализовавшийся кошмар перебравшего энтомолога. Хитиновый панцирь мертвого насекомого, заляпанный розовой сукровицей, влажно и неприятно поблескивал в дрожащем свете маломощного фонарика. Сегментированное брюхо казалось белесым, остальные покровы варьировались по окрасу от темно-коричневого хитина на спине до грязного, болотно-зеленого, покрывавшего хрупкие на вид конечности, которые смотрелись, словно уродливая пародия на строение человеческого тела. И руки, и ноги инсектов казались просто приклеенными по бокам заостренного книзу туловища.

Из-за шока, вызванного инстинктивным ужасом и отвращением, Шейла волей или неволей смогла внимательно разглядеть насекомоподобное существо. Она стояла и смотрела вниз, себе под ноги, на застреленного инсекта, не ощущая ничего вокруг, словно эта чуждая форма жизни сумела заполнить собой все ее сознание.

Его голова, лишенная шеи, казалась торчащей прямо из плеч, большие фасетчатые глаза, смещенные ближе к ушным отверстиям, выглядели тусклыми и ненатуральными, будто стеклянными, дыхательные щели, занимавшие центр «лица», располагались елочкой, создавая жуткую, вдавленную имитацию носа, из-под которого резко выступали роговые челюсти, способные обкусывать и мелко измельчать как растительную, так и животную пищу…