Михаил Михеев - Дальний рейд

Несколько человек поддержали его кивками — внушительными, вальяжными. Впрочем, это были, в большинстве случаев, те, кого доставили достаточно аккуратно. Они, видимо, еще не осознали серьезности положения и смену социального статуса. Более умные (в основном евреи с их развитым чувством самосохранения) и более помятые при доставке предпочли осторожно промолчать.

Виктор докурил папиросу, аккуратно раздавил бычок в пепельнице и ответил:

— Да вот, решил посмотреть на «мировую закулису». А то столько про вас слышал, а видеть все как-то не доводилось. Некоторые, правда, по телевизорам мелькали, но кто я, а кто вы… Ну и решил посмотреть на вершителей судеб напоследок, пока возможность есть. Оказывается, ничего особенного, люди как люди, ничего демонического… Кстати, могу вас поздравить: вашу казнь будут торжественно транслировать все телеканалы.

— Какую казнь? — не понял кто-то.

— Вашу, естественно, — любезно ответил Виктор. — Надо же с вас что-то поиметь, вот и будет пропагандистская акция, любому народу нравится, когда вешают самых упитанных. Это не я сказал, это один старый писатель… Хотя, может, и он подслушал где, неважно. Так что через… — тут Виктор поднес к глазам руку с часами, прищурился, — двадцать семь минут начнется трансляция и вас торжественно вздернут. Ну и до кучи несколько десятков политиков, они люди публичные, куда же без них. Могу, кстати, обрадовать — ваши семьи никто уничтожать не собирается, я же не зверь какой. Сошлют просто всех скопом на урановые рудники, пожизненно… Года два протянут, никак не меньше.

Виктор откровенно издевался — действительно, когда еще появится такая возможность? Жалости к этим людям он не испытывал никакой — скорее, злость и раздражение. Да, они никогда не проливали чью-то кровь сами, они были респектабельны и важны, но по их прямым или косвенным приказам это делали другие. И Виктору просто хотелось втоптать их в грязь и отомстить, на глазах всего мира показать, что неприкасаемых у нас нет. Однако ему уже стало просто скучно — очевидно, он элементарно устал. И потом, триумф представлялся ему как-то иначе, как результат победы над могучим врагом с заслуженным призом в конце пути. Каждый раз пока что так и получалось, а тут…

Ну чего, спрашивается, он так боялся этого сражения, хотя и понимал умом, что сильнее? Ну, конечно, численностью он уступал очень сильно, но все-таки это оказалось не более чем стереотипом — подавляющее численное превосходство вполне ожидаемо оказалось бессильно перед мощью сверхвысоких технологий, подкрепленных отличной выучкой. Даже никакой героизм не потребовался — войны не получилось, получилось побоище. И куча тактических наработок, над которыми он ночами не спал, тоже оказалась не нужна и полетела в корзину — противник успел сделать только один ответный ход, на второй ему просто не хватило времени. А потом в руки упал плод… Гниловатый какой-то.

Вместо триумфа получил работу, тяжелую и грязную, выматывающую работу. Для начала пришлось показать всем, кто здесь главный. Конечно, остатки американского флота (и всех прочих флотов, кстати) сопротивления уже не оказывали — уцелевшие офицеры противника, будучи профессионалами в своем деле, хорошо понимали, что их, если захотят, просто расстреляют, поэтому безропотно подходили по одному и принимали на борт абордажные группы. Те, впрочем, вели себя на редкость корректно — блокировали системы навигации, управления огнем и маршевыми двигателями, после чего указывали координаты точки, в которой сдавшемуся кораблю надлежит висеть и не дергаться. Виктор обещал сдавшимся жизнь — ему верили, потому как, во-первых, он своих обещаний пока что не нарушал (никто, во всяком случае, не помнил об этом), а во-вторых, потому что деваться было некуда, все еще были в шоке от столь впечатляющего разгрома, а в таком состоянии человек вообще дергаться лишний раз не склонен, особенно когда альтернативой плену является мгновенное уничтожение.

Потом подошел приотставший малость Айнштейн и объединенный имперский флот приступил к зачистке, которая заключалась в подавлении средств орбитальной обороны и узлов сопротивления на планете. В отличие от экипажей кораблей, там руководство осуществлялось штабными генералами и адмиралами, которые указания политиков ставили выше здравого смысла. Что-то рациональное в этом, безусловно, было, но не сейчас — орудия имперских кораблей вскрыли орбитальные крепости, как жестянки. Некоторые американские корабли, особенно авианосцы, не участвовавшие в самоубийственном (хотя и дающем какие-то призрачные шансы на победу) броске навстречу имперской эскадре, рванули прочь из системы. Им постреляли вслед, но тех, кто успел уйти, ловить не стали, отложив эту второстепенную задачу на потом — все равно никуда не денутся, автономность их невелика, а базы потом можно будет и уничтожить.