Джон Де Ченси - Дорогой парадокса

– Я бы им его охотно отдал, – ответил я. – По-моему, никому эта дурацкая штука не нужна.

– Только одно хорошее в этом есть, – вмешался Сэм. – Старина Кори Уилкс больше не будет нам мешать. Он стоял за всем, что тут происходило, а теперь, когда его больше нет, Муру придется здорово поломать голову, прежде чем он придумает, зачем ему причинять нам неприятности.

– Кроме того, что у него ко мне счет, – сказал я.

– Ну, может быть. Хотя думается, что уж теперь-то с него хватит.

– Только не с нашего мистера Мура, – сказал Лайем. – Ты его просто не знаешь, Сэм.

– Мне кажется, я его знаю, – ответил я. – И мне что-то не по себе.

Я выглянул из бокового иллюминатора.

«Солнце» спускалось за горизонт. Похоже было на наступающий вечер, небо стало чуть темнее голубовато-фиолетового цвета. Зелень травянистых холмов просто сияла – это был невероятно насыщенный, почти светящийся зеленый цвет. Аккуратные кустики были окрашены в самые разнообразные цвета – то розовый и красный, то оранжевато-коричневый. В этом мире все выглядело, словно это был парк, игровая площадка.

Я повернулся и завопил:

– Винни! Ты где?

– Наверняка занимается любовью с Джорджи, – сказал Роланд. – Эти двое – нежная парочка.

Винни выскочила из кормовой кабины, прокладывая себе дорогу в лесу человеческих рук и ног. Джорджи следовал за ней.

– Винни тут, Джейк!

– Иди-ка сюда, малышка.

Она прыгнула мне на колени. Я потер костистое, покрытое шерстью темечко между ушами.

– Как ты считаешь, Винни? – спросил я.

Винни подумала, нахмурив свои нависшие над глазами брови. В размышления она вложила множество усилий. Потом спросила:

– Про что считаю?

– Э-э-э? Понял. Про того человека, которого мы встретили. Того, у которого такая красивая одежда. Он тебе понравился?

Она пожала плечами. Мне стало интересно – выученный это жест или свойственный ее роду так же, как и людям.

– Большой человек, – ответила мне Винни. – Большой.

– Большой? – Ну уж нет. Прим явно был даже ниже среднего роста. – Ты хочешь сказать, «важный», «сильный»?

– Да, это. Большой человек. Сильный, – она пыталась как-то пояснить свои мысли, но ей не хватило слов, и она просто сказала: – Совсем большой человек. – Потом, словно ее озарила новая мысль, она добавила: – Много!

– Много? Ты хочешь сказать, в нем много чего-то? Или что он очень сильный?

– Много, – упрямо повторила Виним.

– Много? В смысле – «больше, чем один»? Что у него – много друзей?

Она подумала.

– Нет. Он много. Больше-чем-один.

– Понятно.

Я посмотрел на остальных, ища объяснения словам Винни. Никто ничего не понял. Я повернулся к Джорджи, который был не выше Винни, но чуть толще ее в талии, и спросил:

– А ты как считаешь, Джорджи, старина?

Джорджи ответил мне озадаченным взглядом.

– Ты считаешь, что Прим – этот человек – тоже «сильный» и «много»?

Он кивнул.

– Много – больше-чем-один.

Джорджи задумчиво и энергично кивал головой, словно обдумывая саму идею, потом подумал еще и сказал:

– Он еще и один, тоже.

– А? Понял, он один. Один человек, да?

– Но и много… еще есть… один-много…

– Это начинает подозрительно попахивать теологией, – сказал Джон. – Один во множестве. Еще немного – и они станут мне доказывать доктрину Троицы.

– Как они сообразили все это? – спросил недоверчиво Лайем.

– Эти двое все знают, – сказала Сьюзен. – У меня все время было чувство, что Винни все знала в течение нашего путешествия.

– Ты можешь объяснить, Джорджи? – спросил я. – Объясни. Скажи больше.

Джорджи почесал пузо и сказал:

– Пьим… он… не есть человек.

– Понятно. Он не человек. А кто же он?

– Объяснить, – он выглядел так, словно у него начиналась головная боль, – он… – почесывание пуза становилось все сильнее и быстрее. Джорджи весь наморщился от напряжения. – Он… Пьим… он…

– Ладно-ладно. Не волнуйся. Ничего страшного нет в том, что ты не можешь этого выговорить.

– Он – все они, – выпалил Джорджи. – Все. Один. Много.

Он перестал чесаться. Что-то его осенило, слабый свет на горизонте его понимания. Он уставился на небо.

– Я, – сказал он. Потом перевел взгляд на Винни. – Винни – тоже. Она тоже. Мы.

Он показал на Винни, потом коротеньким указательным пальцем снова показал себе на грудь.

– Мы. Нас, – он похлопал пальцем по груди. – Мы много.

Он печально вздохнул.

– Объяснять больше нет.

Мы долго молчали.

Наконец я сказал:

– Спасибо, Винни, Джорджи.