Он взял ее в руки. Он купил ее.
Следующим вечером он сидел в маленьком кафе под названием "Счастливая лошадка", склонясь над несколькими последними страницами. Небольшие коринфские колонны сигаретного дыма словно подпирали низкий потолок, и свет разнообразных настольных ламп не проникал далеко. Несмотря на все это, место казалось популярным для чтения. Семь из восьми других посетителей занимались этим.
– Пресно, – хмыкнул он, закрывая книгу с соответствующей миной.
– Действительно? – худощавый тип лет тридцати пристально посмотрел на него поверх старомодных очков в проволочной оправе. Это было, конечно, рисовкой, ведь любой дефект зрения мог быть исправлен за несколько минут при помощи дешевой операции всего лишь за один визит к врачу. – Просто я тоже читал это и счел блестящим. Как это могло показаться вам пресным? Или вы имели в виду кофе?
– Нет, я имел в виду книгу, – отозвался Бестер.
– Ну, и?
– Не бесцеремонно ли, как по-вашему, требовать объяснения? Может быть, я угрожаю вашему мнению, а, следовательно, вам?
Мужчина чуть-чуть скривил губы.
– Может быть. Могу я ли попросить более вежливо? Или вы боитесь, что не сможете отстоять свое мнение?
– Оно не нуждается в защите, – Бестер отвернулся, но затем повернулся снова. – Но если вам нужно знать… Я нахожу стиль безвкусным, избитым и примитивным. Философия – перелицованный квази-буддистский сентиментализм двадцатого века, который тогда уже перекраивали; здоровый кусок заимствован книги Г'Квана. Рассказ от первого лица, настоящее время – это все претенциозно, а от попыток воспроизвести поток сознания Фолкнера бы стошнило.
– Я думал, это поэтично и проникновенно.
– Ну, – сказал Бестер, – так вы ошиблись. Меня не упрекайте.
Молодой человек коротко пренебрежительно хмыкнул.
– Не взяли бы вы на себя труд изложить это письменно?
– Что вы имеете в виду?
– Я редактирую маленький литературный журнал. Париж нынче полон писателями, и многие мысли у них вполне великолепны. Многие нет. Я думаю, в этом не мешало бы разобраться, и мне для этого нужны критики.
– Но насчет этого романа мы не согласны.
– Согласие – не камень преткновения. Читать, думать, выражать что думаешь…
– …продавать свои мнения тем, кто сам думать не умеет?
– Да, именно. Или, в некоторых случаях, тем, кто станет спорить с вами. Девяносто девять из ста, брось я вызов их мнению, капитулировали бы или отвернулись. Э, чего беспокоиться? Это единственное искусство, не стоящее споров о нем – кроме того, чем оно является, потому что ничто не бессмысленно так, как искусство, о котором не спорят, которое не критикуют, так что…
– Сколько за это платят?
– О. Неизбежный прозаический вопрос. Это стоит десять кредитов за каждые сто слов. Заинтересовались, да?
Бестер, к своему собственному огромному удивлению, услышал собственный ответ:
– Да.
Он возвращался в отель. Шел дождь, так что его ботинки попадали в пастельные лужи, мокрая парусина побывала под потоком воды и окрасилась в цвет заката. Сереброкрылые силуэты ласточек проносились в колышащемся воздухе, и в какой-то момент он увидел: не птицы, а "Черные омеги" курсируют пред жадным ликом Юпитера. Его корабли, его люди, им нет преград. Он задрожал при мысли, чем он был. Он свергал правительства, отводил реки судьбы, чтобы наполнить новые океаны. Без него Тени бы победили, уничтожили бы все человечество.
Это никогда не выходило наружу. Он никогда не видел этого в какой-либо из кровавых историй про него.
Шеридан знал. Герой Шеридан, честный человек. Он знал, но сохранял напрасное молчание. Гарибальди тоже знал.
Конечно, Гарибальди не был человеком большого масштаба. Гарибальди заботил только Гарибальди – что Гарибальди нравится или не нравится. Что доставляет Гарибальди удовольствие, что причиняет ему боль. Особенно то, что причиняет ему боль. Возможно, его подчиненные до сих пор пытаются выследить осу, ужалившую Майкла в пятилетнем возрасте.
Его сознание заблудилось. Где он? Ах да, еще одна улица.
Он командовал тысячами, спасал мир, спасал собственный народ – знали ли они это или нет, ценили или нет.
И теперь он собирается вести колонку в третьеразрядном литературном обзорении?
Что ж, это определенно было не тем, чем бы занялся Альфред Бестер. Гарибальди и его ищейки из Пси-Корпуса долго будут рыскать, прежде чем начнут проверять литературные ревю.
Он завернул за угол и обнаружил улицу неприятно оживленной. Тут была толпа, полицейские мотоциклы и пожарная машина.
Читать дальше