Валентин Егоров - Вспомним Сольвейг

Сколько времени Иван наводился без сознания, он и сам не знал, но каждую минуту беспамятства он боролся за свою жизнь. Он предпринимал невероятные попытки, чтобы жизненная энергия не покинула бы его тела. Бежал в воображаемый тренажерный зал, где качаясь на воображаемых тренажерах, восстанавливал свое дыхание, нормальное биение сердца. Особую проблему вызывала вентиляция легких, иногда он был не в силах сделать вдох или выдох. И тогда кто-то с силой хлестал его по щекам, а женский голос с металлическим командным оттенком ему приказывал:

Дыши, князь! Дыши, гад, я стольких настоящих парней потеряла в этом срамном бою! Поэтому не хочу потерять и тебя, князь! Ведь, ты еще даже не имеешь детей, которые могли бы занять вместо тебя императорский престол! Так что дыши, Иван, а то я не знаю, что с тобой в противном случае сделаю!

И тогда Иван начинал дышать, первую минуту ему дышалось легко и просто! Но затем начинались проблемы, то совсем не было воздуха, который можно было бы протолкнуть через легкие, то его было столько, что он им попросту захлебывался. Иногда дыхание восстанавливалось на пару минут, и тогда память Ивана из своих глубинных анналов поднимала на поверхность фотографии давно забытых людей. Так он впервые в жизни увидел лицо своей матери, а сама она была простой сельской девчонкой девятнадцати лет, которая родила его на отцовском сеновале.

Даже находясь без сознания, Иван понял, что теперь он никогда не забудет лица этой улыбающейся сельской девчонки! В тот момент счастье переполняло его душу, а в его сознании возникло новое воспоминание. Под снегом с большой скоростью несется снежный червь, держа направление на него и принцессу Маарию, а она, смеясь, ему в этот момент говорит:

– Бабки мне неоднократно на ухо нашептывали о том, что моим мужем станет какой-то человек, а не павлианин, вместе с которым мне первым же делом придется противостоять какому-то там снежному червю!

– Ну, вот мне сегодня пришлось прооперировать двух дорогих мне мужчин, один из которых мой муж, а другой – мой старый знакомый! Причем, оба они были почти при смерти, но мне удалось вернуть их к жизни! Со временем они поднимутся на ноги, но я же, как была, так и осталась заключенной в замке, сегодня уже никто не придет меня освободить!

Вдруг услышал князь Иван, этот мысленный зов достиг его сознания, когда он все еще находился без сознания. Он пока еще не понимал того, что был серьезно ранен, что его только что прооперировали. Что эту операцию провела его же собственная супруга, Великая княгиня Маария! Она едва не свалилась в обморок, когда на операционный стол перед ней положили Ивана. Но мужественная павлианка сумела сконцентрироваться, руками очередного военфельдшера, третьего по общему количеству за этот день, прооперировала мужа. Во время самой операции Иван просил, умолял Маарию не бросать его, почему-то говорил о своей матери, в общем, нес всякий бессознательный бред. Маария же ревмя ревела в своем замке, а ее голова слушала бред мужа, одновременно заставляя военфельдшера шевелить руками, копаясь в глубокой ране на спине пациента.

Когда операция пошла к завершению, когда основная боль немного отступила, только тогда Иван услышал слова Маарии, которая повторяла и повторяла их в ментальном диапазоне.

– Маш, – спросил он чрезвычайно слабым голосом, больше похожим на пис комара, – это ты!

Удивленная таким слабым голосом мужа, принцесса Маария замолчала на целую секунду. Сегодняшний день, вероятно, стал самым тяжелым днем в жизни павлианской принцессы и Великой княгини. Поэтому Маария помолчала, собираясь с внутренними силами, а затем произнесла:

– Конечно, это я, Иван! Не могла же я тебя бросить в таком состоянии!

– А что, Маша, произошло? Что такого случилось? Почему обо мне ты говоришь с такой грустью и жалостью в своем голосе?

Маария подумала, а затем не торопясь принялась мужу рассказывать все об этом ее дне жизни, как она ожидала его появления, как начала работать в лазарете 5-го парашютного имперского полка. Она рассказывала о том, как молодые павлиане и павлианки умирали или выживали на ее операционном столе. В общем, она говорила обо всем, что сегодня происходило в ее жизни. Говорила о том, как ее поначалу было трудно оперировать чужими руками, которые были ей послушны, но не так послушны, как ее руки. В этих словах павлианская женщина как бы жаловалась своему мужу о том, как ей трудно приходится вне его жизни. И Иван, находясь без сознания, сумел-таки понять и посочувствовать своей жене.