Слева возвышалась совершенно голая стена, закрытая драпировкой, с единственным большим окошком, тоже закрытым шторою, и эта штора колыхалась, словно бы от ветра. Возле стены Фарри заметил скамью. Он отошел от стола, проверяя, сможет ли двигаться сам, спотыкнулся, зашатался и снова ухватился за стол, а потом сделал несколько осторожных шагов — в надежде добраться до отверстия, пути наружу. Если в комнате имелась дверь, то она скрывалась где–то за складками драпировки.
Он добрался до скамьи, прислушиваясь, не поднимет ли флейтист тревогу. Однако когда он краем глаза скосился на своего надзирателя, тот сидел неподвижно, хотя и наблюдая за ним. Подоконник у окна оказался очень высоким, и Фарри не смог бы дотянуться до него. Тогда он встал на скамью, одной рукой придерживаясь за стену, а другой — за штору, и отодвинул ее немного в сторону.
За окном царила кромешная ночная тьма, возможно даже предвещающая бурю. Несмотря на то, что Фарри почти ничего не увидел снаружи, он понял, что помещение расположено очень высоко и что выбраться через окно невозможно: он разглядел решетку из серебристого металла, выполненную в виде переплетенных виноградных лоз, листья которых поблескивали в темноте, словно их освещал какой–то свет за пределами здания.
Он дотянулся и потряс сеть — или попытался это сделать, — но металл даже не пошевелился, будучи накрепко вделанным в каменную стену. За окном на него бросилась летающая ящерица, точно такая же, какая увязалась за ним в долине рядом с той, где приземлился корабль. Фарри хрипло закричал и резко отпрянул, едва не свалившись со скамьи. Вскрикнув, он поспешно отпустил занавеску и опустился на скамью.
Снова зазвучали мелодичные звуки флейты. Но на этот раз существо покинуло свою скамеечку и задвигалось странным образом, не идя, а скорее танцуя и при этом подпрыгивая.
Оно направилось не к Фарри, а двигалось к стене, расположенной за креслом. Оказавшись перед ней, оно замерло, а спустя несколько секунд его очертания стали расплывчатыми. Затем оно исчезло. Фарри протер глаза и глубоко вздохнул.
Конечно, это могло быть просто видением, как и его остальные приключения среди этого народа. Возможно, они и в самом деле завладели его разумом, и он видел только то, что им хотелось ему показать. Неужели он добился успеха в этой борьбе, которая освободила его от транса — или ему всего лишь позволили сделать это, чтобы каким–то образом проверить его? Так что же это — бодрствование или сон?
Он сидел на корточках на скамье, сильно наклонившись вперед и пытаясь расправить свои сложенные крылья. Мог ли быть этот сон такой же реальностью? Он сильно ущипнул себя между пальцами и давил все сильнее и сильнее. Боль…
Поскольку Фарри сидел, съежившись, он понял, что испытывает страх, такой, какой он еще никогда не испытывал, даже в самые суровые дни его жизни в Приграничье. И этот страх пронизывал все его тело. Кем же он был? Находился ли он здесь всегда или кто–то другой овладел его разумом, внушая все происходящее прямо ему в мозг? Возможно, он вообще одновременно находится и на корабле, и здесь, только в другом обличие, и не важно, насколько реальным ему все это казалось!
Соскользнув со скамьи, он снова подошел к заставленному столу. Невольно подался вперед и взял в сложенные чашечкой ладони непрозрачный шар, расположенный ближе всего к нему. Ему пришлось дополнительно наклониться, чтобы ухватить его.
И он тут же ощутил ответ на свое прикосновение. Внутри шара неожиданно возник огненный круг. Потом огонь погас, и теперь он смотрел прямо на Зорора, а рядом с закатанином стояла леди Майлин. Ее глаза расширились, а Зорор заморгал. Фарри был уверен, что когда он смотрел на них, они в свою очередь видели его. Затем закатанин отошел в сторону, и только леди Майлин осталась перед ним. Она подняла руку, и с каждого кончика ее пальцев потек свет, устремившийся прямо на Фарри. Шар дрожал в его руке, и от него исходил такой жар, что Фарри пришлось опустить шар на стол и отшатнуться. Однако огни продолжали кольцами обвиваться вокруг хрустального шара, скользя вдоль его поверхности, словно это пламя пробивалось прямо к нему.
Внутри шара произошел взрыв, и он увидел, как Майлин опалило. Откуда–то послышался продирающий душу звук, резкий, дребезжащий и совершенно непохожий на мелодичную музыку флейты; это был звук тревоги. Шар словно бы ожил, покатился по столешнице, а затем упал на пол.
Читать дальше