Никки Каллен - Арена

— Здорово, только я еще позвоню тете Пандоре и поплачу, потому что она скажет, что глубоко во мне разочарована…

— А ты скажешь, что в ней…

— И мы будем заливаться слезами по обе стороны провода…

— Я думал, она сухарь.

— Я мечтаю.

Мы купили карту мира в круглосуточном канцелярском магазине и пакетов десять еды в круглосуточном китайском кафе; «знаешь, я еще никогда ничего не успевал купить днем»; приехали домой; пока Венсан мылся, я позвонила тете Пандоре.

— Тетя?

— Жозефина? Как твои дела? У тебя и твоей группы есть все билеты или чего-то не хватает?

— Тетя… Тетя Пандора, миленькая, знаете, я не смогу прийти завтра на экзамен, я не готова вообще черт знает как… А все дело в том, что я вышла вчера замуж.

Тетя Пандора закричала в свой мир дяде: «Люк, сделай своего Шопена потише, боже мой, можно подумать, ты слушаешь рок-н-ролл!» — и спросила:

— Мама и папа знают? — и я поняла, что тетя Пандора — совершенство, как Мэри Поппинс.

— Нет, тетя.

— Хочешь, я скажу?

— Хочу, тетя. Я сама боюсь смерть как.

— Он неудачная партия?

— Ну…

— В смысле подлец какой-нибудь? Ты не беременна?

— Нет, тетя, просто ужасно влюблена. Он актер, очень известный…

— Какой театр?

— Кино.

— О, это я не знаю. Как теперь звучит твоя фамилия?

— Винсент. Жозефина Винсент.

— Название винного торгового дома.

— Первоклассного или в котором вино разбавляют соседскими виноградниками?

— Очень старого и… пожалуй, что и на экспорт годится.

— Спасибо, тетя.

— Но он хороший человек?

— Он необычный человек.

— Талантливый, в этом-то все и дело?

— Для меня — только молодой и красивый. Но для всех остальных…

— Ох, Жозефина, Жозефина. Ну ты и удивила меня. Да и всех. Я думала, ты проживешь жизнь старой девой, усыновив какого-нибудь негритенка. Ты должна его привести на семейный ужин, ты знаешь? С его родителями…

— Их нет. Есть опекуны. Но они в его жизни мало что значат.

— Так вы еще оба и несовершеннолетние! Где вы живете? У тебя, втроем, богемно, с этой девушкой, розовой твоей соседкой?

— Нет, у него, в очень дорогом красивом высотном доме. Он богат, тетя, он очень известный актер.

— Ну, Моммзены — как монахи, сидят в своем скриптории… Дай номер, я перезвоню тебе, сказать, когда родители придут в себя и когда будет готов ужин.

Я пересказала Венсану разговор с тетей; «суперженщина, — оценил он. — Шэрон Стоун». Мы раскрыли пластиковые контейнеры с едой, кафе было недорогое, но настоящее; запах кисло-сладкого соуса чувствовался за два квартала; упали у телевизора, с «Пятым элементом» по кабельному, на карту пузами и поползли по ней, как два жука по кленовому листу. «Таиланд? Гавайи? Вообще ощерившийся пальмами юг?» «к черту юг, у меня где-то там чуть дядя с тетей не утонули во время цунами», — «дядя Люк и тетя Пандора? правда мило, что я запомнил, как их зовут?» — «нет, дядя Антон и тетя Раиса; он пейзажист, а она искусствовед, смешная кошмарная пара, говорят только друг о друге; они там жили уже год, собрались совсем остаться; типа Гогены; а теперь юг ненавидят» «ладно… галопом по Европам? Рим, Париж, Стокгольм, Осло, Лондон, Кельн, Венеция? цветное стекло, статуэтки Эйфелевой башни; а в Англии купим породистую собаку с бархатными глазами…», — «да, и девочки на улицах, узнающие кумира, на которого мастурбируют, визжащие и бегущие за нашим кебом…» — «да ты испорченная; перестань стервозить, я актер скорее хороший, чем известный; а чтобы не догнали — купим джип», — «джип — плохая машина, в нем не видно мира, его красоты и страданий. Иисус бы никогда в нем не ездил», — «и «Праду» бы не носил… Слушай, а давай поедем в Африку».

— Куда вы едете? — переспросил папа, и без того потрясенный, как буфет с дрезденским фарфором семью баллами по шкале Рихтера. Венсан пришел весь в черном, опоздав на полчаса: «вечеринка по поводу окончания съемок, жаль, что ты не пошла, столько водки»; с белой крысой на плече. «Ты хочешь меня убить или просто обидеть?» — шептались мы в прихожей, как в закоулках Лувра; «я хочу показать, что я иной, поэтому ты со мной будешь счастлива». Родители мои находились в ужасе, таком, почти физиологическом; Венсан посадил крысу на стол, рядом со своим прибором, кормил и ласково называл «Фифи»; «обожаю маленьких и носатых», — улыбнулся родителям в объяснение; «Фифи» — так называли меня все, кто считал маленькой. В самом начале знакомства он сел в кресло, раскинув ноги, в кожаных черных штанах и сапогах в облип, поймал меня за талию, когда я разносила чай, и посадил на колени, поцеловал в шею, отпустил, шлепнув по заднице. Потом вспомнил о подарке, коим оказался подлинник Сальвадора Дали. В моей семье его никто не любил как фанфарона и зазнайку от искусства, а тут еще и такой невероятно дорогой подарок. Настоящий тупик для этикета. А теперь еще и Африка. Родственники уже мысленно скидывались на мой гроб красного дерева с розовой обивкой, думали, какие цветы пришлют в знак сочувствия.