Александр Белаш: Война кукол

— Ну, Кавалер, ты в порядке, — одновременно передавая Пальмеру: «Идем на глубокое зондирование. Твоя карта. С чего начнем?»

«Разумеется, Хил, со „ствола“. Проверка монолитности Трех Законов».

Хиллари чуть не завыл. За всю жизнь он не помнил ни одного случая, чтобы полетел «ствол». Три Закона были вставлены в мозг намертво — с них начинался наномонтаж, на них замыкались все связи. «Тройка» троекратно же дублировалась. Все операторы для экономии времени игнорировали «тройку» — но не Пальмер. Его можно было убить, но заставить отказаться от последовательного, поэтапного погружения в мозг по «ученической схеме» — невозможно. Когда Хиллари принял лабораторию пять лет назад, он пытался приказать Пальмеру не заниматься дурью — вышло еще хуже, Пальмер терялся, прыгал по мозгу, резко тормозя, и ошибки нарастали лавиной. В своем размеренном режиме по строгой системе он начинал с проверки Первого (!) Закона и шел дальше сложной спиралью, пока не выходил на оперативный простор, где сходятся память, понятия, абстракции и мотивации. Работал Пальмер дольше других, но результаты получались неизмеримо более высокие; его надо было оставить в покое и ни в коем случае не подгонять. За суперсистемщика его никто не держал — этакий «копуша»; ему доставалась самая черная, грязная и неблагодарная работа — разрушенные мозги, стертая память, старые модели. Пальмер тихо сидел за вторым стендом и беззвучно разговаривал сам с собой…

Хиллари решил пока просто смотреть, как идет зонд Пальмера, чтобы подключиться к нему на следующем этапе.

Давно Доран так часто не кивал и не говорил так охотно «Да!» Казалось — спроси его чудовище в респираторе «Ты меня любишь?» — Доран и с этим согласился бы. Но все когда-нибудь кончается, даже мучения, и потом ты собираешь себя по частям, искренне изумляясь тому, что все цело. Правда, иногда о прекращении страданий объявляет прекрасный молодой шатен тридцати трех лет, с рассыпанными по плечам волосами, с мягкой бородкой и лучистым взором всепрощающих глаз, или это будет синеватый юноша с флейтой и в ожерелье из цветов, или сидящий на лотосе бритый монах с миской для подаяний, в оранжевой рясе — уж как Он тебе покажется, так ты Его и увидишь.

Лицезреть кущи рая Дорану еще было рано — помолчав немного с повязкой на глазах и мешком на голове, Доран, понукаемый слабыми тычками, вслепую спустился из кузова на мостовую и ощутил на руках дуновение свежего воздуха улицы.

— Можешь снять все это, — невидимая рука потрепала мешок. — И не забывай, о чем мы говорили.

Хлопнула дверца — и глухо заурчал, удаляясь, мотор. Доран тотчас сорвал с себя нахлобучку и отодрал от лица липкую ленту с тампонами для глаз. Не улица, а переулок. Ни души вокруг. Темно-синее небо вверху — с робкими крапинами звезд. Они выбрали для высадки неосвещенное место — лишь из-за угла, откуда-то издалека, брезжил свет тусклого уличного фонаря.

— Где я? — спросил Доран у первого встречного, и высокий парень глянул на него с брезгливой неприязнью:

— Ты мне скажи, где такую траву продают, — я не пойду на эту дискотеку.

— Ты понимаешь, я больной, — поспешно заговорил Доран; ему и притворяться не пришлось — он понял по лицу прохожего, что выглядит придурком. — Я хожу во сне и засыпаю где попало, на ходу…

— Аптека там, — показал парень. — Иди, поправь здоровье.

Аптекарь с помощником изводили друг друга пустопорожними разговорами о женах, девках и налогах; похоже, этот способ губить время был у них блестяще отработан. И посетители с полубезумными глазами их не удивляли; аптекарь демонстративно выдвинул на себя ящик, где лежал пистолет.

— Снотворные и транки только по рецептам.

— Я потерялся в Городе, я болен, — Доран впился глазами в телефон. — Мне надо позвонить! Я Доран.

— А я Пророк Энрик, — представился аптекарь. Пока Доран перебирал кнопки, помощник толкнул хозяина:

— Э, а точно — он!..

— Иди ты.

— Слушай — он!! Ты что, не узнаешь?!

— Студия?! — закричал Доран. — Это «NOW»?!! Срочно, дайте мне Сайласа!! Немедленно!

— Сайлас слушает, — прорезался в трубке родной голос.

— Сайлас, это Доран! Забери меня отсюда!.. Какие шутки?!! Слушай, я тебя уволю!.. Узнал? Ну то-то же! Где? — Доран воззрился на аптекаря. — Скажите адрес. Ваш, ваш адрес!..

Весь следующий час Доран посвятил вранью. Что он говорил этим двоим — он и сам после вспомнить не мог, но в одном был уверен — правды не было сказано ни на томпак. Порой ему мерещилось, что трое в масках — за дверью и вот-вот войдут. Иной раз его охватывал мимолетный, но пронзительный ужас: «А не свихнулся ли я?» Он то замолкал, то принимался тараторить. Аптекарь и помощник ничему не удивлялись; им тоже нет-нет да казалось, что аптека — мираж, а они — в студии у этого кудесника; он ввалился в аптеку, набрал волшебный номер и унес их рассудки с собой, оставив тела коченеть с разинутыми ртами. Речь шла о каком-то потрясающем журналистском расследовании, о сектантах, о зомбирующем газе, чуть ли не о жертвоприношениях. Лишь когда в аптеку торопливо вошел Сайлас, болтливость покинула Дорана; остались злая усталость и тошнотворное омерзение.