Дмитрий Степанов - Fatal-556

Это расстояние было безопасным. Так, если бы я стоял ближе, то и я был бы аннигилирован.

Инверг продолжал:

– Я знаю, что я делаю, я иду на это сознательно. Слушай внимательно! Когда я нажму кнопку ввода, меня аннигилируют, и я застыну здесь навсегда. Потом из этой двери, будь она не ладна, – Инверг показал на ее рукой, – выйдет парочка, которая меня унесет. Ты должен воспользоваться моментом и проникнуть к Старику. И, прошу тебя, отомсти ему за меня! Все!

– Не делай этого, у меня есть другой план!

– Это неправда, – ухмыльнулся Инверг, – у тебя его нет, так что прощай! Может быть, увидимся где-нибудь там! – Инверг поднял руку вверх, одновременно нажимая кнопку ввода.

Он так и застыл, одна рука вверху, другая на пульте. Он словно закоченел, цвет его лица приобрел стальной оттенок с металлическим отливом. Передо мною возвышался монументальный памятник.

Я прислонился к стенке рядом с дверью и ждал тех двоих, о которых говорил Инверг. Они вскоре появились в облегающих серебристых костюмах, их шлемы были оснащены темными стеклянными забралами. Сильные накачанные ноги и руки давали понять, что с ними просто так не справиться. Когда они подошли к Инвергу, я быстро проскользнул в дверь, предварительно, на всякий случай, включив прибор в режиме распознавания «свой-чужой».

Мне повезло, я им не воспользовался, вернее, прибор сам не отозвался на эти позывные. Потом мне рассказали, что это была одна из последних разработок подобных приборов, которая сама определяла степень угрозы, и не шла на контакт, вернее, блокировала доступ опознавания меня как врага. Этот прибор был настолько умный, что своих предшественников он просто лишал работоспособности или посылал им дезинформацию, которая, как вирус, разрушала их программные мозги.

В общем, мне повезло, я даже и предположить не мог о существовании такого прибора.

Я по стеночке прошел до ближайшего выхода в другой отсек. Там посередине комнаты стоял большой круглый стол, за которым сидели такие же личности, что унесли Инверга. На столе стоял большой прозрачный цилиндр, который занимал половину стола. На этом прозрачном цилиндре мелькали изображения каких-то картинок, которые двигались в разных направлениях. Сидевшие за столом что-то бурно обсуждали, с криками и недовольными возгласами.

Я, не обращая на них особого внимания, проскользнул во второй отсек, потом в третий, потом спокойно вошел в лифт и опустился метров на двадцать вниз. Какая сила меня вела, не знаю, но я чувствовал себя, как рыба в воде. Я знал буквально все, куда и как мне надо пройти, и что мне нужно сделать. Я шел твердым и уверенным шагом к центральному компьютеру инопланетян.

Я совершал невозможное. Никому до меня не удалось это осуществить. До моего появления были попытки это сделать, но все они были тщетны, такие же солдаты, как и я, не проходили и половины пути. Я шел уверенно и спокойно, меня вело чувство, что я не могу совершить ошибку. Внутренний голос произносил один и тот же афоризм: «Самая большая ошибка – это та, в совершении которой ты уверен!»

Пройдя немыслимое количество дверей и коридоров, несколько лабиринтов и оповестительных систем, я опустился до самого нижнего этажа этого чертового здания, откуда начинался путь по горному тоннелю. На протяжении всего моего пути по этому тоннелю в разных направлениях проносились то медленно, то быстро электрические сигналы, они двигались без проводов к ЦК и от него.

И вот я, наконец, подошел к святая святых – к центральному компьютеру, откуда шла информация, которая передавалась инопланетянам и управляла всеми зомби-хамадрилами на планете Свагура. Передо мной находился чужеродный мозг, инопланетный Грааль, сердце Кощеево.

Мне предстояла лютая битва с центральным компьютером инопланетян. Я с помощью информации, которую мне передала Линда, должен был войти в центральный компьютер.

Поэтапно мне нужно было уничтожить его программное обеспечение. Когда открылись последние двери, я вздохнул и остановился. Решимости переступить эту черту не было в помине, и я стоял, настраивая себя на нужную волну, чтоб совладать с своим животным страхом, который накатывал, как цунами. Так как во мне оставалась изрядная доля всего человеческого, я старался придти к смирению перед неизвестностью. Когда мне удалось полностью успокоиться, я понял, что, возможно, это мои последние минуты, и усердно молился и просил защиты. Наконец, я решился и перешагнул порог.