Юлия Горина - Причина изменчивости. Сборник фантастических рассказов

Разорвать порочный круг – разве это не есть благо для всех? Освободить от навязанной кем—то и четко просчитанной Исследовательским Центром безысходности, где главное, чтобы процент средней работоспособности, агрессии и самоубийств оставался в «норме»? И если придется пожертвовать даже десятком жизней – разве такая жертва не будет оправданной перед лицом человечества?

Тогда он ответил на свой вопрос утвердительно.

Но это было тогда.

Горячая волна накрыла его, кровь бросилась в лицо. Дмитрий вздохнул и полез обратно, вниз.

– Ты что делаешь? – зашипел на него Александр.

– Я собираюсь дезактивировать взрывчатку, – глухим, будто не своим голосом ответил Дмитрий, не глядя на отца.

– Чего?!. Ты что, ты свихнулся?

– Может быть. Прости меня.

– Идиот! Остановись немедленно! Остановись, я сказал!

– Я неправильно закончил свою повесть. Она должна была завершиться не так!

– Какая к черту повесть!

– Я думал, что смогу – но я не могу.

– Ты не можешь вот так запросто все переиграть! Мы приняли решение – и вот мы здесь, рискуя всем!

– Да, я принял решение, но оно было неверным. Я не убийца!

– Ты сам говорил: что такое десяток жизней по сравнению с тысячами вынужденных самоубийств? Или по сравнению с миллионами поломанных судеб?

– Да какая разница! Их убивает кто—то другой, а этих убью я! Я! Своими собственными руками! Пускай кто—то может убивать тысячи – а я не могу! Даже ради какой—то глобальной цели!

Александр ничего не ответил.

Дмитрий отцепил крепежи страховки.

– Не жди меня. Уходи.

Он опустился на колени перед взрывчаткой.

Когда он создавал ее, ему даже в голову не приходило, что может понадобиться отключить таймер. Они шли сюда взорвать голову спрута, готовые погибнуть сами и уничтожить других. И теперь Дмитрию предстояло обезвредить бомбу, как заправскому саперу.

Этого он не репетировал.

Он еще никогда в жизни не испытывал такого страха, как сейчас.

Александр щелкнул крепежами, отстегиваясь от страховки, и подошел к сыну. Дмитрий не обернулся

– Ты меня, наверное, презираешь за слабость? – спросил он.

– Я горжусь тобой, – вдруг хриплым голосом ответил Александр. – Горжусь, потому что ты по—настоящему хороший человек и мой сын.

Дмитрий кивнул. Он не стал еще раз просить отца, чтобы тот уходил: знал, что бесполезно. Протянул руки к взрывчатке – и одернул их, словно обжегшись.

– Я боюсь.

– Не спеши. Нам больше некуда торопиться. Расслабься и пусть твои руки сделают то, что нужно.

– Я не могу успокоиться и сосредоточиться.

Александр прикоснулся к уху Дмитрия, и тот услышал привычный щелчок микростенографа.

– Ты сказал, что неправильно закончил свою повесть. Исправь ее. У тебя есть на это целых пять минут.

Дмитрий вздохнул, закрыл на мгновенье глаза и заговорил медленно, чуть нараспев:

«И вот, мой пергамент пуст, потому что не осталось слов, чтобы описать его, ибо все они истрачены на грязь и горечь. Я постиг твою тайну, учитель: истинная поэзия жива, но бесплодна…»

Он сначала робко дотронулся до взрывчатки, а потом его движения стали спокойней и уверенней.

«И великий учитель взглянул на него с любовью и нежностью, как отец взирает на сына, пытавшегося научиться ходить и изранившего колени, и сказал: ты ошибаешься. Тишина внутри тебя – это не молчание смерти. Это безмолвие начала…»

Он ловко отсоединял провода, один за одним.

«Там, на горе, ты зачал солнце, и выносишь его, и родишь в муках, и будет это солнце истинное, живое, взрывающее светом своим тьму и страх, и каждый, кто узрит его, сам зачнет солнце и будет носить его – ибо такова природа добра и света. Такова природа истинной поэзии.»

Последний проводок, отсоединенный от тела взрывчатки, упал на пол. Дмитрий облегченно выдохнул и разровнял плечи.

– Вот и все.

Александр хлопнул его по плечу.

– Знаешь, а ты, кажется, не такой уж хреновый писака, как я всегда думал.

Это было последнее, что они успели сказать друг другу, потому что через несколько мгновений черные фигуры спецназовцев ворвались в помещение и распластали их на сером каменном полу.

***

Эпилог

Егор Симаков прочитал две последние строчки еще раз, и только потом закрыл файл. Огромный монитор на стене замигал красивой живой заставкой.

Он поднялся со своего места и подошел к окну и распахнул его. Занимался рассвет, и небо было пронизано оранжевым, красным и нежно—розовым светом.