Ахат Хусаинов - Остров осьминога

Свамп пошел вперед и спустился на первый этаж. Теперь Мигель смог хотя бы оглядеться. Большой холл с несколькими дверями. Стойка приема посетителей и необходимая для больницы обычная медицинская каталка, которая висела в воздухе рядом со стойкой. Из персонала никого не было видно, но со второго этажа раздавались звуки. Значит, еще не все разошлись, хотя время было позднее. Вокруг царил обычный бетон, или, возможно, усиленный, Мигель не умел их отличать.

Доктор свернул в одну из дверей, Бароссо шел за ним. Они попали в столовую-кухню. Несколько столов со стульями и скамейками были отгорожены от небольшой кухни. За столами никого не было, а сами столы стояли пустыми.

– Нинель! – позвал доктор. – Где ты? Без тебя мне сегодня никак!

Из-за перегородки вышла миниатюрная женщина. Она была одета в ту же робу, как и все, но не могла этим скрыть свою стройную фигуру. Короткие светлые волосы и синие глаза могли свести с ума любого. Нинель внимательно осмотрела Мигеля и коротко произнесла:

– Сначала идите умойтесь, мне ваша грязь здесь не нужна.

Доктор Свамп попробовал ее уговорить, но Нинель была непреклонна. И мужчинам ничего не оставалось, как подчиниться. Раковина нашлась в углу, а рядом с ней огромный бак, наполненный водой. Пока они поливали друг друга водой и мыли руки и лицо, доктор объяснил. Воды питьевой на острове мало, и электричество тоже в большом дефиците. Поэтому там, где можно их сэкономить, экономили.

Доктор и Мигель сели за стол, на котором уже стояло три тарелки, два стакана и чайник. В двух тарелках была неизвестного происхождения каша, а в третьей тонкие куски хлеба. Свамп и Бароссо накинулись на еду, не чувствуя вкуса. Они проглотили всё буквально за несколько минут. Залпом выпили по первому стакану чая и только на втором замедлились. Нинель посмотрела на них, как на зверей, забрала грязные тарелки и ушла.

– Мигель, – обратился доктор к Бароссо. – Слушай, давай ты мне не сегодня расскажешь о себе, а завтра. У меня уже нет сил, и я бы пошел спать. И тебе стоит отдохнуть. Договорились?

Мигель посмотрел на доктора, лицо того действительно было измотанным, и согласился. Бароссо доктор проводил на третий этаж, где был свободный жилой бокс. Как только Мигель увидел кровать, то забыл обо всем. Он уснул еще до того, как его голова коснулась подушки.

Мигель проснулся рано, но чувствовал себя хорошо отдохнувшим. Он спустился в столовую, где очаровательная Нинель его снова накормила. За столами никого еще не было.

– А ты не знаешь, где Свамп? – спросил Мигель у заведующей столовой.

– Он, наверно, еще не вставал, никогда завтрак не пропускает. Скоро спустится. А ты новенький у нас?

– Да. Почему все меня об этом спрашивают? Неужели это так заметно?

– Заметно, и тем, кто долго на острове Осьминога, это видно сразу, – ответила Нинель, забирая тарелку у Мигеля и наливая себе в кружку чай. – Просто жизнь у нас такая. Мы редко доверяем новичкам, потому что никогда не знаем, кого к нам привезли. Вертолет прилетает постоянно, примерно каждые два-четыре дня. Привозит от пяти до двадцати новых заключенных со всего мира. И кто из них кто – неизвестно. Мы, местные, знаем, чего ждать друг от друга, у нас есть определенные правила, которые стараемся соблюдать. Конечно, они отличаются в зависимости от района, но все-таки они всем известны. А новенькие – это страх, мы боимся, поэтому и не доверяем.

– А почему тогда доктор меня не испугался, он же знал, что я новенький?

– Не знаю, лучше у него спросить. Но я почему-то тебя тоже не боюсь, – Нинель встала со стула. – Мне пора готовиться, сейчас все жители дома набегут, а потом еще надо больных накормить.

Мигель залпом допил чай и встал со стула. В дверях он столкнулся с мужчиной и женщиной, которые оживленно беседовали между собой. По их поведению Бароссо решил, что этих людей связывают интимные отношения. Возможно, они муж и жена, насколько это было возможно в современном обществе. На большой земле, как здесь называли весь внешний мир, эти понятия давно умерли и возрождаться не собирались. Мир стал местом для одиночек. И Мигель сам был прямым результатом такого общества. Он сам вырос в Доме ребенка, и его дети сейчас росли там. Прогресс было ничем не остановить. Оставался только вопрос, нужен ли такой прогресс.

Бароссо сидел на ступенях больницы и грелся на теплом утреннем солнце. Он распрямил ноги, откинулся назад, опираясь на прямые руки, и подставил лицо солнцу и ветру.