Мария Буркова - Десант в преисподнюю. Ъ-космоопера, будущее человечества

Но не пришлось. Джина сначала бросила его лежать, разомкнув объятия, будто её само что-то душило несколько секунд, ненадолго откинула голову вверх, только для того, чтоб выпустить сдавленный крик, похожий на тихий вой, и с рыданиями спрятала своё лицо у него на груди. Темпл осторожно отцепил пластины медкомпа с правой руки, пока она не видела этого, и, крепко обняв, взялся укачивать и говорить ей что-то нежное и ласковое, не особенно думая о содержании сказанного. На него сыпался град из обвинений чёрт знает в чём, но он не слушал вовсе, осторожно отвечая только поцелуями. Боли прошли, уступив место тихому спокойствию во всём теле. Осталось лишь какое-то слабое удивление – он сказал то, что вовсе не собирался говорить никогда, но совсем не чувствовал от этого дискомфорта. Он и сейчас говорит то, что ему совсем не свойственно говорить – и скорее испытывает сам радость от этого. Это что, то и означало – «расстегнуть пуговицу»? Действительно, вовремя и совсем не страшно. Значит, золотые искры совсем не привиделись? Честно говоря, ощущения самые приятные, надо признать, и ничего болезненного. Стало быть, умирать ещё рано, а это не может не радовать.

– Джина, успокойся уже, ради Бога, я с тобой и никуда не делся! Делай что хочешь, только перестань реветь!

Плечи девушки замерли. Она подняла лицо, слёзы её вовсе не испортили, и с вызовом посмотрела ему в глаза.

– Слишком опрометчиво сказано, Темпл. А ну как я и правду сделаю, что хочу?

Скайстон усмехнулся со столь самодовольным видом, что сомнений, как он понял эти слова, не оставалось.

– Принцесса, прежде чем Вы безжалостно начнёте пользоваться положением несчастного больного мужчины, не изволите ли Вы сначала подкрепиться вместе с ним ради такого дела?

– Я изволю сама этим заняться, – сурово произнесла она. – Но требую, чтоб ты больше не называл меня принцессой, ясно? – Темпл молча кивнул, не желая нового взрыва. – И пока я шарю у тебя в припасах, прицепи пластины на место, мне нужно знать, что с тобой.

Скайстон не без удовольствия вытянулся на спине. Он совсем не против был расстегнуться полностью, хотя уже не помнил, когда позволял себе подобное. Да и было ли такое вообще? Трудно сказать.

Темпл себя таким не помнил. Просто не помнил, и всё. Как всякий жизнелюб в любом приключении, ценителем приятных минут он был всегда. Однако он ничего подобного не позволял себе на своей территории – и уж тем более, на «Демоне». Он даже вполне серьёзно влюблялся – и едва оба раза не оказался женат, а прояви настойчивость – легко бы и оказался. Владеть собой или не особенно – не особо важно, но уж не разочаровывать женщину Скайстон умел вполне. Однако нынче он действительно расстегнул все пуговицы – и хотя жалеть тут было совершенно не о чём, как ни сказать наоборот, эффект превзошёл все мыслимые ожидания. Темпл под любым именем нравился дамам – но после произошедшего он мог разве что сделать вывод, что он просто ещё не встречался с той, которая его действительно любит. Да и себя не столько искусным, сколько любящим – он вообще ни разу не представлял и таким никогда не был.

– Почему ты не встретилась со мной, когда я очухался после стенда? – хотя это был настоящий упрёк, но звучал с таким количеством нежности, что переставал им быть. – А если б я не успел или вообще бы не узнал, мы ведь погибли бы порознь, Джина! Мне ж этот стенд каждую ночь снится, я б там однажды остался, да и всё, а гроб в космос бы отправили, – Скайстон нежно перебирал волосы своей женщины, которая с выражением блаженства спрятала своё лицо у него на груди. – Про тебя и говорить страшно, что могло случиться.

– Думаешь, мы бы поладили? – всё же до чего приятно видеть, что любимой хорошо с ним. – Боюсь, что не так. Да и устала я тогда очень, честно говоря – моё дело было тебя вытащить, а не приручать, – хитрый томный взгляд только одним глазом, ну, да, сейчас-то ей уже безразлично прошлое…

– Я что, бездушная скотина, чтоб меня «приручать»? Неужели нельзя было дать мне шанс самому сказать, что я чувствую? – вспылил Темпл, хотя совсем не собирался.

– Дождёшься от тебя, ты скорее умрёшь, чем скажешь, как оно видно на деле, – фыркнула она, стараясь не смеяться. – Да и о чём было разговаривать, если мы поссорились до того? Я ж не знала, что настолько тебя интересую – ты вот мной не очень-то интересовался, пока не разозлился на Ормандо.

– Джина, я… контрабандист, вообще-то, – его глаза заметно потемнели.– Я ведь сказал тебе своё имя, помнишь, когда? Было не понятно разве? А ты оставила меня спать одного, я это прекрасно помню.