Ольга Цветкова - Кто-то выжил

– Ну, на чью сторону встанешь теперь?

– Ни на чью, не моё дело, – спокойно ответил Вебер, будто не заметил шпильки.

– А почему тогда в тот раз? – Марк провёл его по дуге от дерущихся, и повернул к тёмно-серому зданию с отделкой из мраморных плит.

Сейчас они потрескались и частично обвалились, а раньше, наверное, было красиво. Здесь могло быть какое-нибудь госучреждение. Удивительно, насколько изменились представления о красоте и об архитектуре в принципе.

– Там другое, Марк. Вообще-то мне казалось, что ты одобрил.

– Одобрил, что ты его пожалел, несмотря на то, что он тебя хотел убить. А теперь несправедливость происходит с другим, а тебе всё равно.

– Я его не пожалел, – ответил Вебер таким тоном, после которого разговор обычно сворачивается.

Марк не стал допытываться, а жаль. Мне хотелось понять, но для решения этой головоломки катастрофически не хватало подсказок. Марк тем временем остановился у того мраморного строения.

– Здесь.

Оно правда смотрелось внушительно, даже в таком виде. Раненый гигант, не растерявший величия, даже стоя на коленях. Мда, как-то уж слишком поэтично для обычной развалины.

– Так идём? – Вебер шагнул к широкой лестнице, раскрошившейся почти до состояния горки щебня.

– Не уверен, что стоит. Они тут шныряют везде, – Марк кивнул головой туда, где цапались за птицу бомжи. – Заметят, что мы сюда ходили, могут решить, что прячем или ищем там еду. Имплант не на видном месте, но им всё равно нечем заняться, могут и перерыть там всё.

– Согласен, но тогда мы вообще зря сюда тащились.

– Ты видел, а там внутри не так сложно ориентироваться. Имплант в подвале, как ты и просил. Там есть подсобка, внутри навалены коробки и пенопласт. Найдёшь под ними, – эти слова прозвучали особенно чётко, хотя Марк явно не старался их выделить. Просто Вебер наверняка проговорил про себя несколько раз как во время разговора, так и после. – Хотя я всё же не собираюсь помирать и надеюсь, что смогу взять сам, если понадобится.

– Хорошо, спасибо тебе, Марк. Я постараюсь вернуть долг.

И мысль следом: «Кто же ты такой?..»

Когда они возвращались назад, к месту боевых действий подтянулись и другие бездомные. Носок уже успел отжать у противника дохлую птицу и пытался сбежать. Но другие окружили и тыкали в воздух палками.

За их грязным лохматым фасадом настолько сложно было разглядеть людей, что зрелище меня поначалу шокировало. Будто сознательность неожиданно проявила кучка червяков. Миллионы лет эволюции были забыты, а потом изобретены по новой.

Вебер не останавливался, но потом, когда они отошли шагов на двадцать, он оглянулся. Бомжам удалось отвоевать добычу, но теперь они, кажется, не хотели делить её поровну, хоть и чувствовали, что это вроде как подразумевается после всего.

Но чем всё закончилось, я не увидел. Мир наполнил туман и неразборчивые движения фигур, голоса, что-то говорящие, но будто на другом языке. Видимо Вебер счёл происходящее недостаточно важным, чтобы запоминать в деталях. Мне даже не потребовалось перематывать, всё само собой размылось и так же самовольно вернулось утренней картиной, где Вебер куда-то собирался.

Они выходили из подъезда вместе с Марком, и Вебер оглядывал округу, будто фотографируя взглядом на память. Странное ощущение, я сам всю жизнь прожил с имплантом и почти не нуждался в естественной памяти. Теперь ему приходилось заново учиться, прилагать усилия, чтобы просто удержать в голове слова и образы. Он думал о том, как далеко придётся идти пешком, о том, хватит ли скромных припасов, которыми с ним поделился Марк. И как он обойдётся без оружия.

Тогда я понял, что в его руках больше нет винтовки. Она почему-то была у Марка. Значит, так он решил расплатиться? С другой стороны – а чем ещё.

Во дворе дополнением к уже привычной картине собрались оборванцы. Только теперь они не слонялись и не валялись по-одиночке, а толпились вокруг Носка. Рычали, недовольно бормотали. Вебер вряд ли понимал хотя бы половину их слов, а мне не доставалось и того. Однако он отчётливо понимал и делился со мной знанием – от Носка хотят избавиться.

Агрессивный, жадный, наглый – он сильней других и портит им жизнь. Но из-за его же силы справиться с ним трудно даже сообща. Каждый боялся нападать, потому что перепасть могло именно ему, а новообразовавшаяся общность бомжей окрепла и развилась ещё не настолько, чтоб единичная особь была готова жертвовать своим здоровьем или даже жизнью для других. Когда кто-то осмеливался шагнуть вперёд, Носок кидался на него, и доброволец немедленно нырял в толпу. Страх и напряжение становились почти осязаемыми.