Игорь Сотников - Гиперпанк Безза… Книга первая

А следующий уже поспел быть притянутым аллегорически за уши к своему ответу за то, за что он и не думал в своё прежнее время отвечать, а вот потомки его следов в истории, наследники того, чем он себя прославил только с его собственной точки зрения, теперь его рассудят и выскажут всё, что им надумалось надумать по этому поводу и на его счёт не к месту.

И Омар Хайям, о ком вот никак здесь, на суде истории, не забыли и он за это должен питать в себе уважение к этой, ну и пусть что злопамятливости своих, не по прямой, а далеко косвенной линии потомков, хоть и не мог себе представить и даже подумать, что вот так сейчас с ним такой разбор дел и полётов выйдет, всё-таки сообразил суметь догадаться о том, куда это его тут тащат.

– Никак осудить собираетесь?! – с полным пренебрежением к волеизъявлению представителей судебного слова и права, гротесков, этот дерзновенный Хайям даже не озадачился вопросом, а на ходу сделал выводы за всех, за себя и за исход своего дела. А гротески после такой его демонстрации собственной самонадеянности, однозначно сравни бунтарству духа, а никак не проявлению его воли, что допустимо, невольно опустили руки, уже не оставив шанса Ньютону на иной для себя выбор, как вслед за этим махнуть на него рукой Сансону, и перестали ждать от этого рассмотрения дела что-то позитивного для себя.

И как только Омар Хайям, этот прикрывающийся лирикой своего поэтического слогизма бунтарь духа, был перед всеми поставлен на вид, то слово жесткости и неприятия такой допустимости реальности в виде возмутителя сердечного и душевного спокойствия Хайяма, взял гротеск Вердикт.

– Не являешься ли ты, Хайям, приспешником самого Ньютона? – с неспокойным лицом и язвительностью в себе и не в себе, задал Хайяму только с виду простой вопрос гротеск Вердикт. А Хайям ожидаемо всем в зале суда пошёл в несознанку, как на местном сюжетном наречии по делу раскладывают пасьянс своих междуречий невольники своих предубеждений к своей правоте по своему праву быть не таким как все. – А кто это ещё? – выкатив глаза для демонстрации своей искренней удивлённости и чуточку изумления, начал пытаться водить всех тут гротесков за нос этот ловкий на человеческое заблуждение кудесник замыслов и форм их подачи, Омар Хайям.

Но люди-гротески здесь все тёртые не только собой об стулья и мантии своих одежд, а они тёрлись так же среди столького количества самосознаний людского я, что они в миг уразумеют хитрость твоего ума и его подачу. – Ну и хитрец же Хайям. Мы ещё только сейчас вычеркнули Ньютона, а он уже его типа и знать не знает.

– Не юли, Омар. – Ставит на место Хайяма гротеск Иллиарион, битый не только жизнью, но и её производной – второй стороной своих супружеских отношений, и всё равно не потерявший в себе оптимизма. – Никогда не обольщайся настоящим, заявляя, что, наконец-то, самое страшное позади. Оно всего лишь стоит к тебе задом. А так-то оно всегда идёт впереди всего того, что ты себе надумал.

– Мы знаем, что ты использовал его наработки в деле осознания мирового пространства, ориентируясь в нём, исходя из представлений о нём Ньютона. Всех всегда тянет вниз низменность своих побуждений. Разве не так? – требовательно вопрошает Хайяма Иллиарион. К кому тут же присоединяется нетерпеливый и нет ему больше смысла сдерживать себя, гротеск Вердикт. – И поясни нам, будь так добр. Откуда в тебе все эти мысли нетерпимости к себе? С кем ты свыкнуться никак не можешь, ища для себя другое, самое возвышенное самовыражение?!

А вот тут-то Вердикт, да и Иллиарион, сами того не ожидая и не подозревая, подловились на способности Хайяма все их благостные и добрые начинания переврать и обратить себе на пользу.

– А вы посмотрите на меня. – Обхватив руками выдающийся во всех смыслах живот, какой бы он ни был, а он должен вызывать уважения, делает отвлекающее на свой живот заявление Хайям. А гротески, как прежде всего люди, поддались на свои рефлексы и доверились Хайяму больше, чем следовало, обратив всё своё внимание на то, что он в себе демонстрировал. А как только они отвлеклись от своих мысленных предубеждений в сторону Хайяма, так ловко их переведший на свою физическую стать, то тут-то он их всех и ловит на имеющую свою здесь наглядное место очевидность. – Разве всё это, до очевидности не указывает на то, что я легковесно и невесомо подошёл ко всем этим утверждениям об одинаковом воздействии силы тяжести на человека, потребляющего жизнь и то, что он есть. – И все буквально гротески, кто как и Хайям имел в себе, а кто-то из них был просто замечен, склонность преувеличивать значение гравитации, кто с легкомысленных и невесомых позиций подошёл к собственному мироустройству в плане того, что все они рассчитывали на то, что их потребности и потребление всех этих потребностей будут сглажены отдельно на них действующими законами невесомости (мне всё сходит с рук, то чем это не предпосылка для своей невесомости не только в глазах права, но и так же и в глазах природоведения), поперхнулись в себе при виде таких оснований Хайяма быть правым.