Задвинуть проблему в дальний угол, сделать вид, что забыл о ней, вместо того, чтобы решить — очень глупо. Возможно ты и правда, о ней забудешь, но она никуда не уйдет. Скорее притащит за собой другие. Ведь никто кроме тебя ее решать не станет.
Всего какие-то две сотни лет назад люди сражались за свободу и независимость. Они умирали за идею, светлый идеал. Но сражаться и умирать всегда легче, чем жить с тем, за что бороться-то особо и не хотел. Свобода — не конфетка, а тяжкий крест. Это ведь сложно решать за себя. А потом нести ответственность за собственный выбор, прежде всего перед самим собой.
Максим чувствовал себя трусом. Ведь все он уже решил, но боялся себе в этом признаться. Как будто, если сделает это, пути назад ему уже не будет. Боится, что после этого ему снова придется просыпаться в одинокой постели, в пустой квартире, в давящей тишине. Ему будет плохо без Леры. Значительно хуже, чем ей без него. Это заставляло сомневаться и медлить.
Но медлить дальше уже нельзя. Это, по меньшей мере, малодушно и подло. Завтра же он поговорит с Лерой и скажет, что они не подходят друг другу. Так будет правильно, честно по отношению к ним обоим. Недостойно взрослого человека прятаться от проблем, и делать вид, что их не существует. От этого они никуда не денутся, а только обрастут новыми. И действовать нужно сейчас. Пока он еще понимает, чувствует в этом необходимость, пока его услышат. Потому что через неделю, когда в его медицинской карте будет стоять диагноз, его слова никто не воспримет в серьез. Та же Лера будет кивать, соглашаться со всем, но в глазах у нее будет читаться счастливое непонимание происходящего. С ним начнут обращаться, как будто бы он страдает редкой формой дебилизма, и сам не ведает, что говорит.
Но это все будет завтра. Он позвонит Лере, назначит ей встречу и скажет, что не видит возможности их дальнейших отношений. А сейчас нужно срочно чем-нибудь себя занять.
Максиму захотелось сесть за не слишком сложную монотонную работу, чтобы переключиться. Но он понимал, что это бессмысленно. Нервы и усталость берут свое. Поэтому лучше, сначала спуститься вниз и поужинать.
И когда молодой человек заканчивал вечернюю трапезу, совершенно неожиданно к нему подсел коллега. Высокий кареглазый шатен с насмешливой улыбкой и ледяным взглядом.
Кристиан Латен не был Максу ни другом, ни врагом. Вне «Нео-инкорп» они почти не общались, не конкурировали, а в профессиональной сфере делить им, вообще, было нечего. Их можно было бы назвать сотрудниками, работающими в разных отраслях над разными проектами. И хотя эти двое были примерно одного возраста, у них не было ничего общего. Вне работы они вращались в разных кругах, имели различные интересы, и не стремились даже общаться друг с другом.
Макс был в какой-то степени лицом корпорации, ее рекламой. Этаким актом благотворительности. Его обеспечивали всем необходимым для работы. Любое оборудование, любые материалы. Ему достаточно было просто сделать запрос, и через пару часов требуемое уже лежало на его столе. Разработки Максима были открыты для научного сообщества и активно внедрялись в жизнь. Да, Нео-инкорп баснословных прибылей от его работ не получало, но и в убытки никогда не входило. Зато руководство корпорации заявляло направо и налево, что они выше меркантильных интересов, и что их главной целью является улучшение жизни людей. Так же совет директоров не упускал случая напомнить менее удачливым конкурентам, на кого работает юный гений медицины.
А Максу было совершенно безразличны скрытые мотивы руководства. Его работы были востребованы и приносили ощутимую пользу всему человечеству. Использовать данные разработки во вред людям было, на его взгляд, невозможно, так что молодой нейрохирург с чистой совестью отдавался собственным изысканиям.
Он был помешан на своей работе. Этот ненормальный даже цель имел: спаять нано-волокно эндоскелета с нервными окончаниями, что признавалось невозможным великими умами современности. Великие умы, правда, пересмотрели свою точку зрения, когда тот добился определенных успехов в этой области, за что, собственно и получил Премию Мира за вклад в медицину. Но нужно признать, что проснувшись однажды знаменитым, «звездной» болезнью Максим не заразился. К славе и к мировому признанию он относился почти безразлично, работая в своей лаборатории, как одержимый.
Кристиан же руководил проектом «Аnima». И закрыт он был не только от обывателей, но и даже от большинства сотрудников «Нео-инкорп». Макс, к примеру, знал, что там занимаются нейролингвистикой и психотропными веществами. Но в курсе этого он был только потому, что тестировал один из препаратов на моделях нервных волокон.
Читать дальше