Юлия Буланова - Проект «anima». Деймон [И]

А потом Крис тряхнул головой, словно бы отгоняя наваждение. Не стоило звонить ей сейчас. Она всегда плохо на него действовала. Всегда. С самой первой встречи. Заставляла сомневаться и робеть. Нежный Июль сначала просто согревал, а потом Кристиан с ужасом осознал, что его лед тает. Но дело ведь было не столько в этом, сколько в том, что под этим льдом у него ничего не было. Только пустота. И ничего больше. И осознавать это очень больно.

Да, определенно, эти звонки дурно на него влияют. Отвлекают. А сейчас, когда нужно приложить все силы на то, чтобы устранить свою недавнюю ошибку, это совершенно неприемлемо. Ведь заняться этим Кристиан собирался сам. Перекладывать такое на подчиненных, все же не стоит. Чем меньшее количество людей будут об это знать, тем лучше. Настолько преданных людей у него просто нет. В этом мире, вообще, никому нельзя доверять. Особенно, это касается подчиненных.

В мире, где правят деньги, личная преданность — понятие почти эфемерное. Все и всех можно купить. Вот только одна глупая и не в меру самоуверенная девчонка не желает понимать эту прописную истину. Ничего, он рано или поздно сломает эту упрямицу. В крайнем случае, всегда можно воспользоваться методиками проекта «Anima» и сделать из нее бессловесную рабыню. Но только в самом крайнем случае. Ведь, Detrimentum — процесс не только необратимый, но еще и абсолютный. С его помощью невозможно только сломить сопротивление, не стирая всю личность целиком.

Илья Корсаков с сотый раз просматривал запись последнего собрания в «Нео-инкорп» и сетовал на то, что на суде этот разговор мажет служить лишь косвенной уликой. Черт, ему нужны неопровержимые доказательства. Чтобы засадить в тюрьму всех, кто хоть как-то связан с проектом «Anima». Только так его девочка сможет спокойно жить, не бояться выходить на улицу, видеться с родителями. А ради этого он готов выше головы прыгнуть.

Устало откинувшись на спинку стула, Илья на секунду смежил веки. Ему зверски хотелось спать, но с этой работой времени на отдых у него почти не оставалось. Как и на то, чтобы следить за внешностью. Хотя, кого-то на их работе легкой небритостью, да синяками под глазами, удивить довольно сложно. Большая часть выглядела также, остальные же — еще хуже.

— Господин Корсаков, — послышался их динамиков голос электронного секретаря. — Звонит ваша жена.

— Соединяйте, — отрывисто бросил он. — Привет. Что-то случилось?

— Нет. Все хорошо. А разве я могу звонить тебе только, когда что-то случается?

— Конечно же, нет. Но ты так редко звонишь мне, когда я на работе.

— Я просто соскучилась.

— Я тоже любимая, — Илья тепло улыбнулся.

— Так приезжай домой.

— Не могу. Слишком много работы. Мне придется задержаться ненадолго.

— Так всегда! — взорвалась девушка. — Ты постоянно занят и мы почти не видимся. У тебя на уме одна работа! А до меня тебе и дела нет.

— Девочка моя, скоро, очень скоро все это закончится, у меня будет отпуск. Я тебе обещаю. Мы будем больше времени проводить вместе. Только потерпи немного.

— Не хочу! Слышишь? Не хочу терпеть. Сколько можно? Мне очень плохо без тебя. Очень плохо! Я не могу больше ужинать в одиночестве и ложиться в холодную постель.

— Дарина.

Повисла тяжелая пауза. Тихий всхлип на том конце и выдавленное сквозь слезы:

— Прости. Я опять сорвалась на тебя.

— Ничего. Это нормально.

— Нет. Это ненормально. Я не должна кричать на тебя.

— Маленькая моя, милая, забудь. И, знаешь, а я думаю, работа ведь никуда не убежит. А сделать все — нереально. Буду дома через час. Идет?

— Я люблю тебя.

— Я тоже. Только не плачь. Хорошо.

Илья снова откинулся в кресле и попытался сосредоточиться. Перед уходом нужно раздать подчиненным задания и занести Мартину последние выкладки.

В дверь постучали, и в кабинет зашел грузный мужчина лет шестидесяти. Он шел, тяжело припадая на левую ногу. Сказывался недавний перелом. По большому счету, капитан Эйвери должен был отдыхать в каком-нибудь госпитале, а не сутками просиживать на работе. Но старый вояка давно перешел ту грань, когда любимая работа становится самой жизнью. Только здесь, среди людей, которых он считал не просто подчиненными, а, скорее, своей семьей, он не чувствовал себя старой, никому не нужной развалиной. И у него появлялось желание жить. Именно поэтому никто из тех, кто знал Мартина достаточно хорошо, даже помыслить не смел о том, чтобы предложить старику выйти на покой. Все понимали: это его убьет. Праздность и одиночество, в коем он, в конце концов, окажется, сделают то, что не было под силу никому — сломают этого сильного и гордого мужчину.