Он поднимает лицо, по щекам текут слезы.
— Я только хотел вернуть папу и маму, — сдавленным шепотом произносит он.
Я прижимаю его к себе и не знаю, что делать. А Матчек обхватывает меня за шею удивительно сильными руками и льнет к моей груди. Он не сразу отпускает меня.
Я улыбаюсь и неожиданно сознаю, что слов не осталось.
— Мы можем сейчас вернуться домой? — спрашивает он.
Я осторожно беру фальшивый камень.
— Да, — говорю я. — Но надо еще кое-что сделать, и мне потребуется твоя помощь.
— Хорошо, — соглашается он и берет меня за руку.
— Он тебя обманывает, Матчек, — раздается женский голос. — Причиняет боль не просто утрата, а утрата людей. И Жан должен об этом знать. Правда, Жан?
Жозефина. Я мысленно бросаюсь к заготовленному запасному выходу, но что-то блокирует структуру вира, удерживая нас внутри. Это код Основателя высшего поколения. Прайм. Грудь разрывает отчаяние. Пол проваливается под ногами.
Мы попадаем на пляж с мягким песком и чистым голубым морем. На песке маленькие отпечатки ног, а вдали в волнах плещется мальчик. Он останавливается, смотрит на нас и вприпрыжку бежит навстречу.
Жозефина Пеллегрини со своей змеиной улыбкой смотрит на меня и Матчека.
— Не тревожьтесь, — мягко произносит она. — Мы сделаем так, чтобы никто больше никого не терял.
Жозефина выглядит старой . Какая-то жестокая шутка заставила ее выбрать такую мыслеформу, напоминающую скелет, обтянутый кожей. Пальцы, испещренные темными пятнами, перебирают камни бриллиантового ожерелья.
— Жан, ты сделал глупость, придя сюда, — шепчет она.
Матчек пристально смотрит на вышедшего из моря другого Матчека, совсем еще юного. Но аура вокруг головы мальчика свидетельствует о том, что он здесь Прайм. А в его глазах неутолимый голод, не свойственный Матчеку Чену. Это выражение я в последний раз видел в тюрьме «Дилемма» и в собственных глазах.
Я опускаю руку на плечо своего Матчека.
— Ты не я, — заявляет Матчек. — Кто ты?
— Абсолютный Предатель, — отвечаю я. — Давно не виделись.
Я сжимаю в руке фальшивый камень и лихорадочно ищу выход. О его истинной сущности я знаю лишь из фрагментов тюремных легенд. Аномалия теории игр, принимающая твой облик, предугадывающая все твои действия и всегда выигрывающая. А я нахожусь в вире, который он контролирует: похоже, он способен разглядеть все мои мысли до последнего нейрона в мозгу. От страха становится трудно дышать.
— Спасибо тебе, Жан ле Фламбер, — благодарит Абсолютный Предатель. — Ты прекрасно сыграл свою роль, даже лучше, чем я мог ожидать. Мне понравилось быть тобой. Без тебя конфликт с зоку мог получиться более длительным и утомительным.
— Отпусти мальчика, — говорю я. — Он даже не понимает, что здесь происходит.
Мой Матчек бросает на меня сердитый взгляд, но не произносит ни слова. Жозефина улыбается ему.
— Милый Матчек, — начинает она. — Тебе нечего бояться. Ты говорил, что снова хотел бы увидеть своих папу и маму. Что ж, еще немного, и мы их вернем.
Матчек хмурится.
— Я тебе не верю, — заявляет он. — Я знаю лжецов, и ты одна из них.
Жозефина изображает притворное возмущение.
— Какой ты грубиян! Конечно, ты ведь так много времени провел в плохой компании! Жан, я уверена, ты не лучшим образом влиял на мальчика.
Она впервые смотрит на меня, и в ее взгляде я на мгновение замечаю мольбу о помощи. Она здесь тоже пленница.
— Я не думаю, что ты лучше меня, Жозефина, — отвечаю я, не отводя глаз. — Как я вижу, ты с воров переключилась на монстров.
— Мне кажется, и ты не все понимаешь, Жан, — говорит Абсолютный Предатель. — Здесь нет монстров.
Не так легко объяснить, что я такое, — но я заметил, что каждый, кем я становлюсь, оставляет свой... след. Я долгое время провел в тебе и понял, что хочу объяснить. Я хочу, чтобы меня любили. Подозреваю, что это твое влияние.
— И в чем это выражается для тебя?
На губах Абсолютного Предателя мелькает улыбка, очень похожая на мою собственную.
— В данный момент, в рамках этого вира, я намерен отыскать старейшин зоку, проглотить их, забрать камень Каминари и переделать Вселенную.
Я мрачнею.
— А почему ты думаешь, что камень тебя примет?
— Потому что у меня рациональные цели. И в интересах всех и каждого присоединиться ко мне. В большинстве игр предательство считается рациональным. — Он смотрит в небо. — Понимаешь, все дело в выживании. Жизнь — очень хрупкая вещь. Мы выживаем на островке стабильности, но это лишь иллюзия.
Читать дальше