Нил Стивенсон - Алмазный век [litres с оптимизированной обложкой]

Миранда снова повернулась к мистеру Беку:

– Вы считаете, что придумали новый способ передавать смысл с помощью технологии…

– Средство коммуникации.

– Новое средство коммуникации, которое позволит мне добиться желаемого. Поскольку там, где появляется смысл, законы вероятности теряют свою силу.

– Вы произнесли два ошибочных положения. Во-первых, не я изобрел это средство коммуникации. Изобрели другие, возможно, для другой цели, а я набрел, вернее, услышал намек.

Что до законов вероятности, сударыня, они верны всегда, даже больше, чем другие математические принципы. Однако физика и математика – как бы одномерная координатная ось. Возможно, существует другое измерение, перпендикулярное, незримое с точки зрения физических законов, где те же явления описываются в других правилах, и правила эти хранятся в наших сердцах, в дальних уголках, куда мы сами попадаем только во сне.

Миранда посмотрела на мистера Оду в надежде, что он подмигнет или как-то еще покажет свое отношение, но тот смотрел в зал, страшно серьезно, будто сам о чем-то глубоко задумался, и легонько кивал. Миранда набрала в грудь воздуха и вздохнула.

Она снова взглянула на мистера Бека. Он, видимо, следил за ней, потому что тут же указал глазами на мистера Оду, развернул руку ладонью вверх и большим пальцем потер о подушечки среднего и указательного.

Значит, Бек – мозговой центр, Ода – спонсор. Древнейшие и самые мучительные отношения в мире технологии.

– Нам нужен третий участник, – сказал мистер Бек, читая ее мысли.

– Зачем? – спросила Миранда с вызовом и опаской одновременно.

– Структура всех техномедийных проектов одинакова, – сказал мистер Ода, выходя из транса. Теперь между толпой и оркестром возникла мощная синергия, многие танцевали – кто-то пугающе сложно, кто-то попросту притаптывал и трясся. – Тренога.

Мистер Ода выставил кулак и принялся отгибать пальцы, перечисляя. Пальцы у него были кривые и корявые, как будто их часто ломали. Видимо, мистер Ода в свое время занимался боевыми искусствами, которые большинство ниппонцев теперь презирает из-за их простонародных истоков.

– Нога первая: новый технологический подход. Мистер Бек. Нога вторая: адекватная финансовая поддержка. Мистер Ода. Нога третья: артист.

Господа Бек и Ода выразительно взглянули на Миранду. Она откинула голову назад и рассмеялась заливисто, от самой диафрагмы. Ей самой понравилось. Она тряхнула головой, чтобы волосы рассыпались по плечам. Потом подалась вперед и закричала, чтобы перекрыть шум оркестра:

– Ребят, вы офонарели. Я – старая кляча, ребят. В этом зале десяток рактеров с куда лучшими перспективами. Разве Карл не объяснил? Я шесть лет просидела в павильоне за детской рактивкой. Я не звезда.

– Звезда – мастер существующего рактивного искусства, то есть именно того, от которого мы стремимся уйти, – сказал мистер Бек, немного огорченный, что она все еще не понимает.

Мистер Ода указал на оркестр:

– Среди этих людей нет профессиональных музыкантов, даже любители не все. Тут музыкальные навыки не нужны. Эти люди – новый тип артистов, родившихся слишком рано.

– Почти что слишком рано, – поправил мистер Бек.

– Господи, – выговорила Миранда, начиная пони- мать.

Впервые она поверила, что в словах Оды и Бека – о чем бы они там ни толковали – есть зерно истины. Это значило, что она на девяносто процентов убеждена, хотя поняли это только Ода и Бек.

Говорить все равно было уже невозможно. Кто-то из танцоров налетел спиной на Миранду и едва не опрокинул ее вместе со стулом. Мистер Бек встал, обошел стол и протянул руку, приглашая потанцевать. Миранда поглядела на бушующую вокруг вакханалию и поняла, что единственный способ уцелеть – это присоединиться. Она взяла со стола брошку и последовала за Беком в гущу танцующих. В то мгновение, когда она пришпиливала стрекозу на свитер, ей показалось, что в пение вплелся еще один голос.

Весь жаркий день Нелл поднималась нескончаемым серпантином; время от времени она брала из мешочка на груди щепотку Мальвининого пепла и бросала через плечо, как семена. Всякий раз, останавливаясь передохнуть, она глядела назад, на раскаленную желтовато-бурую равнину с красновато-бурыми вулканическими выступами и зелеными пятнами эфироносов, лепящихся, как хлебная плесень, за любым укрытием от вечных ветров. Она надеялась, что здесь, на склоне горы, пыли уже не будет, но пыль следовала за ней, липла к губам и ступням. Когда Нелл вдыхала носом, пыль ранила пересохшие ноздри, и она давно перестала различать запахи. К вечеру с горы потянуло прохладной сыростью. Нелл жадно вдохнула свежий ветерок, пока он не нагрелся от камней. На нее пахнуло хвоей.