Дмитрий Шмокин - Проклятый код

Перед главным входом, на ступенях широкой парадной лестницы, сидели несколько десятков молодых людей. Они застыли с характерно запрокинутой головой вверх. Рассеянный и одновременно сосредоточенный взгляд на невидимом отдаленном объекте, быстро двигающиеся зрачки — их нейро-визуальные матрицы покрывающие роговицы глаз, принимали информационный контент. Некоторые незаметно шевелили пальцами, опущенными на колени руками, ведя активную переписку используя, нейроактивный сенсор построения сообщений. Я поднялся по ступенькам, стараясь не задеть никого. Мне казалось, что я иду между оживших гипсовых слепков из помпейских останков людей. Поднимаясь по лестнице, я думал о словах Гирландайо «биология мертва, сознание лишь имеет значение». Он создавал кумвитаев, как спасителей, пришедших в мир людей, чтобы спасти остатки замысла великого сознания Вселенной, когда миллиарды органических молекул повинуясь неизведанной воле, разносились по ее бесконечным пространствам, неся жизнь. Но он ошибался, сознание может быть отделено от биосферы, лишь перейдя эволюционный путь, когда нематериальные вещи созданные человеком образуют ноосферу. Это лишь эволюция биологии. И кумвитаи были частью ноосферы. Осознание этого факта вызвало у него разочарование в своем творении. Он видел, как кумвитаи из спасителей стали инструментами людей, прикладным существом — спаун-дизайнерами. Он видел как мы «очеловечились» вбирая в себя все больше и больше от людей. Но почему он выделил меня?

— Вы не будете так любезны? Пропустить.

Молодая девушка стояла напротив на выходе из университета. Я в задумчивости держал ручку двери, преградив ей путь.

— Да, конечно, простите, — я уступил ей путь, отойдя в сторону.

Она кивнула и быстро сбежала по лестнице, потом также быстро обернулась, бросив на меня взгляд. В ее образе были едва уловимые, знакомые мне черты. Но думать об этом, уже не было времени.

Окинув взглядом всю прилегающую к университету территорию, я увидел небольшую площадь перед величественным зданием Венского университета, над которой возвышался, перстом указующим в небо, памятник Йоганну Андреасу фон Либенбергу, она была заполонена студентами, праздными зеваками и туристами со всего света. Большой голографический экран транслировал последние события, происходящие в мире. Девушка исчезла в толпе, как маленькая песчинка в пустынной дюне. В огромной массе людей я не увидел ни одного спауна. Да и кто бы из моего биологического вида рискнул, сейчас, появится здесь, среди людей. Горькая участь спаун-дизайнеров. Возможно, Альберто был прав. Но он избрал ужасные инструменты для спасения мира. Как и любой тиран из людей, обладающий неограниченной силой, не силой оружия, а силой сознания, он задумался об обманчивом проявлении божественности своей сущности, о своей определяющей вселенской значимости. Он решил, что он единственный видит изначальный замысел Вселенной. Такие существа уверено и сознательно вершат судьбу мира, самовольно делегируя себе право попрать мораль, убивая и извращая чистоту сознания, присваивают себе право не замечать страдание живого существа подобного им, возводя его в наивысший эталон разума, приближающий их к замыслу Вселенной. Он видел себя тем, кого отрицал — Богом. Поэтому и решил уничтожить мир, как неудачный результат, один из миллионов результатов, созидающего перста. Но он забыл об участи метафизических богов созданных человеческим сознанием, превратившихся в прах из бесконечных вариантов материи: кусочков мрамора, дерева, пластика, потухших голограмм виртуальных алтарей, распавшейся в памяти миллионов людей и превратившихся в музейные экспонаты, ярморочные мощи. Богов низверг человек.

Парадная мраморная лестница, встретила меня эхом моих одиноких шагов. Я быстро поднялся на этаж, где располагался офис Кларка и подошел к двери. На ней старомодная медная табличка с его именем — так странно, но я никогда до этого не бывал в его офисе и даже не представлял, что я могу здесь увидеть.

Деревянный письменный стол с несколькими небольшими аккуратными стопками бумажных листов на краю, некоторые листы исписаны с помощью шариковой ручки. Они лежали здесь же рядом, несколько штук, элегантные и дороге. Между ними, как инородный элемент стилус для сенсорного экрана. Я не знал, что Кларк пользовался в работе бумажными листами. Отдельно от всех предметов стояла цифровая фоторамка, в которой, медленно перетекая, менялись фотографии тех, кто ему всегда был дорог: детские фотографии Мюриэл, фотографии Эвы, наши совместные фото с Мюриэл… В ней часть дорогой ему жизни осталась без изменений, как часть другой вселенной. Справа от стола, на стене, пожелтевший, цвета сепии, картонный портрет его любимого ученого Эрвина Шрёдингера. Под ним, несколько стеклянных полок, как римский ларарий со всевозможными фигурками черных котов — знаменитые коты Шредингера. Несколько кожаных покоричневевших от времени кресел. Как же сильно его офис отличался от остальных, тех, что я видел раньше, футуристичных и современных, с элементами цифрового дизайна, где виртуальные объекты интерьера невозможно отличить от реальных.