Михаил Савич - «Первый». Том 8. Часть 2

— Привет, Антон. Долго ждал?

— Привет, тебя и в самом деле не узнать. Гюль говорила, я не верил. Чем ты кололся, чтобы так массу надуть?

— Тебе оно надо? Ты же всегда интеллектом брал и девочки тебя, такого как есть любят. От добра добра не ищут. Остальные где?

— Вдоль берега бродят мы через километр решили посты поставить. Я, как тебя увидел, всем отзвонился. Скоро будут. Автобус тут рядом, минут десять пешком.

— Хороший автобус?

— Все по плану, от обычного рейсового не отличить. Такие ни один патруль без особой нужды не остановит. Хотя, что это я. Ты же, небось, как обычно все планы и составил.

— Преувеличиваешь, я, в основном, от дел отошел и всем Гюль теперь заправляет. У тебя шмоток для меня не найдется?

— Найдем что-нибудь прикрыться, ждали, как-никак, а вот по размеру точно ничего нет. Это потом где-нибудь на заправке купим слаксы и рубашку. Тут в такую погоду и нужны то… Ты что, так вплавь весь пролив переплыл? Мы же оставили катер приличный. Где он, кстати?

— Чего не знаю, того не знаю. Катер и в самом деле был неплохой. Быть может, его береговая охрана США подобрала, как думаешь, они его на Кубу вернут?

— Понятия не имею. Вряд ли. Скорее конфискуют как нарушителя границы. Постой, за тобой гнался корабль береговой охраны? Как ты ушел? Согласись, что все это странно.

— Еще как странно. Их вообще не должно было быть в этом районе, и данные кубинцев о графике их дежурств и перехваты снимков со спутников все убеждало в возможности пробраться без проблем. Самое странное то, что на меня вышли сразу два корабля.

— Два? Зачем два? Я о таком не слышал никогда. Они тут лодки с Кубы перехватывают или транзит наркотиков, зачем им по два таких корабля держать в одном месте? Думаешь, специально на тебя охотились?

— С какой стати? Кто я для них? Вряд ли в штатах обо мне хотя бы один человек что-то знает. Просто мне не повезло, а это были или маневры или учения какие-нибудь.

— Ну, ну. Я сомневаюсь, вдруг наша группа на Кубе попала в поле зрения ЦРУ или еще что-нибудь.

— Сейчас это уже неважно. Для размышлений на эту тему данных маловато. Мы уже в штатах, то есть у вас тут официальный статус туристов, у меня — нелегального эмигранта. Тут таких миллионов двадцать. Максимум, что может случиться — это принудительная высылка на родину.

— Это как карты лягут. Мы же сюда не за гринкартой приехали. Ты, кстати, не просветишь меня? Чем мы тут будем заниматься?

— Судя по тем отчетам, что ты посылал Гюль, вы уже почти все сделали. Осталось мелочь — все еще раз проверить и можно будет возвращаться.

— Ради такого пустяка мы всей группой полмира проехали границы пересекали и соблюдали такую жесткую конспирацию? Ты хочешь, чтобы я в это поверил?

— Да.

— Блин!!!

Пока мы на ходу обсуждали текущий момент, шли в сторону шоссе и потом Антон искал мне что-нибудь из одежды, возле нашего автобуса собрались одиннадцать членов группы, это почти все, кроме тех троих, которые остались присматривать за домом в окрестностях Нью-Йорка.

Из мужской одежды подходящего для меня не нашлось ничего, девичьи резервы были богаче, но мне не подошли. Ни по стилю (юбки и платья это не мое), ни по размеру. Нашелся отрез белого шелка. Кому и зачем он понадобился, мы выяснять не стали.

Антон, как лидер группы произвел конфискацию. Я прорезал в ткани отверстие для головы примерно посередине, надел ее, подпоясался и в результате получилось нечто похожее на греческую тунику или пончо. По части моды и шмоток я слабоват. Никогда терминами особенно не интересовался. На время сойдет, а в ближайшем магазине можно будет прикупить что-нибудь менее бросающееся в глаза.

Вдвоем мы вышли из автобуса на свежий воздух, где нас терпеливо ждали, и сразу я натолкнулся на стену глаз. Смотрели они на меня странно. С любопытством, ожиданием и даже с чем-то похожим на почтение. С чего бы это? Я их знаю только по анкетам, которые так скрупулёзно ведет Гюль….

Должно быть, Антон для повышения своего авторитета в группе, понарассказывал им разных историй из нашего прошлого или историй, которыми с ним могла поделиться Гюль. В этой группе все примерно одного возраста двадцать пять — тридцать лет. То есть мои ровесники, но смотрели они на меня как-то странно.

Похоже на то, что за моей спиной Гюль сделала из меня нечто вроде идола. Некую таинственную фигуру, человека, с выдающимися способностями и достижениями, на которого можно при удобном случае сослаться для оправдания своих непопулярных или непонятных решений. Ничем другим объяснить это молчаливое любопытство вперемешку с почтением, которое я видел на их лицах, было бы нельзя.