Кирилл Еськов - Rossija (reload game)

— Ни одного — кроме Курбского, генерал.

— Именно так, сержант.

— Там очень сложная система посредников и страховок, генерал.

— Технические вопросы мы уж как-нибудь решим, сержант.

Предательство — это вопрос даты. Вовремя предать — это значит предвидеть.

Ищи друзей своих среди врагов своих — и ты будешь милосерден и непобедим.

От сотворения мира лета 7072, декабря месяца четырнадцатого дня.

По исчислению папы Франциска 24 декабря 1563 года (второй день Смуты), ближе к вечеру.

Москва, различные ее точки .

Боярин Ковшегуб — внимал.

Внимать должным образом Посланцу с Предписанием — отдельное искусство, и Ковшегуб владел им в совершенстве.

Дело несколько осложнялось тем, что единственно приличествующая случаю поза Величественного Подобострастия давалась боярину не без труда, ибо от оглашенных новостей душа его сейчас пела, как на клиросе, тогда как тело готово было не спросясь пуститься впляс, самым неблагопристойным образом: он УГАДАЛ! Угадал в этой викторине, где «Ответ неверен» означает — когда крушение придворной карьеры, а когда и — как вот, например, сейчас — плаху, безо всякой возможности переигровки .

Отыскав глазами лик Николы-чудотворца в красном углу, истово (хоть и сохраняя степенность) перекрестил лоб. Посланец, из старших благочинников, при этом его движении скривился лицом, как-то причмокнув даже; боярин удивился было ( такое , как он знал, водится за цепеневыми ), да вовремя сообразил: того просто-напросто беспокоит больной зуб. Мелькнуло даже в голове — предложить тому немецких зубных капель ( средненький давеча прислал: настоящие, из конфиската ), но на такое фамильярничанье он, конечно не решился.

Что ж до святого, то ему-то Ковшегуб положил для себя выставить свечку о трех пудах, не менее. Чудотворец ведь наверняка самолично, не полагаясь на ангелов-хранителей, явился тогда к боярину и нашептал ему на ухо: «Спрыгивайте всем семейством с годуновской ладьи сей же час, не мешкая!» И не продолби он тогда маковку старшенькому своему, чтоб тот немедля порвал с годуновскими и дал дёру на фронт — с их семейством разговаривали бы сейчас совсем по-другому… Да и средненький (коего сам он, руку на сердце положа, держал за бестолочь) неплохо, видать, карьеру ладит в своем Росдурьконтроле , и ценят его в Благочинии.

И сейчас вот опять услыхал боярин тот же шепот свыше: «Не мешкай!» Предписание повелевало всем боярам и архиереям града Москвы сбираться в Кремль, пред светлы очи царя Владимира; кто реально разослал то предписание — на ночь-то глядя! — ясно было и так. Разносить же то «приглашение» велено именно благочинникам, дабы предметно продемонстрировать адресатам: Благочиние и Дозоры, забыв былые распри, будут сейчас совместно доедать по Москве сторонников «изменника и вора Бориски Годунова». А в Кремле сейчас будет — делёжка годуновского наследства .

И к дележке той — кто не успел, тот опоздал!

В зашторенных и непривычно освещенных факелами кремлевских палатах царила бесшумная деловитая суета, дирижируемая диковинного вида монахами в надвинутых на самые глаза клобуках. Ковшегубу, сданному с рук на руки двоим сопровождающим, доверительно сообщили: «С вами хотят побеседовать отдельно» и повлекли куда-то вглубь коридорного лабиринта. Боярин с замиранием сердца обнадежился: «Владимир Владимирович, лично?» — однако нарвался на сухой ответ: «Господарь сейчас занят — работает с документами».

Дверь, к какой они пришли, распахнулась на условный стук, и тут монахи, аккуратно взяв боярина за локти, буквально внесли его внутрь. Чей-то голос вкрадчиво скомандовал:

— Не дергайся, боярин: это совсем не больно!

И — разом погасивший сознание укус в шею.

Потом, в минутном просветлении, явилось ему обширное помещение, заполненное вяштими мужами и священноначалием — все в парадных облачениях; все вокруг спали непробудным сном — кто на широких лежанках, кто в фигурных креслах, а кто и — как он сам — вповалку на полу, застеленном сукном или чем-то вроде. Рядом с ним, похоже, только что уложили еще кого-то, но шевельнуться-оглядеться не было ни сил, ни желания. Рядом негромко переговаривались:

— Проверь, как там с епископом: весь наружу еще не вытек?

— Да уж, какой-то остолоп из новообращенных дорвался — будто обедать позвали, ну, артерию и задел, второпях.