Кирилл Еськов - Rossija (reload game)

— Да, понимаю: уйти из города, по крайней мере сразу, нам точно не светит. А убежище должно быть неизвестным даже нашей московской сети…

— Не даже , а прежде всего им! На всех возможностях — наверняка, немалых — вашей московской сети надо сразу ставить крест и действовать полностью автономно. И отныне мы с тобой можем тут доверять лишь друг другу…

— Yes, sir! — и губы ее осторожно отыскали его висок: точь-в-точь как в ту рижскую ночь, под удаляющийся стук сапог чекистского патруля. — Знаешь, Джимми, мне доводилось участвовать и в таких секретных операциях, где доверять нельзя было вообще никому. Так что у нас тут еще — щадящий вариант…

От сотворения мира лета 7072, декабря месяца девятого дня.

По исчислению папы Франциска 19 декабря 1563 года.

Москва, Белый город: Лубянка, Мясницкая и Кузнецкий мост. Различные госучреждения и общепит.

Подопытный кончался, в довольно неаппетитных судорогах. Доктор Менгеле, огорченно вздохнув, извлек из его вены полую иглу, подсоединенную к опустошенному резервуару из кау-чука: опять неудача, да что ж такое!.. Аккуратным, ничуть не медицинским , почерком записал в лабораторном журнале: «Заход с бубны под трефу — проигрыш с подливой. Хотя трефа под бубну — плюс (см. NN 18-S, 12-W). Старшинство мастей подтверждается??» Для чужих глаз лабораторный журнал не предназначен, но предосторожности лишними не бывают.

Такой уж нынче день выдался: и на секретном полигоне, в подмосковном Бутово, оба подопытных — экс-полковник ночных и какой-то свежеобращенный торопыга — отдали богу душу (хотя какая там душа, и какой бог?..) от солнечных ожогов: солнцезащитный крем нового состава оказался хуже предыдущего… Бутовский полигон в Дозорах называли, с подачи доктора медицины, « солярием », и слово это оказывало на кромешников такое же примерно воздействие, как на простых обывателей — выражение «профилактическая беседа на Лубянке»…

Увы, удивительные медицинские познания, так и сыпавшиеся из уст (если так можно выразиться…) Вещего Попугая, всегда сидящего на плече годуновского контрразведчика Иоганна Зильбера, местами зияли обширными лакунами — и заполнять те лакуны можно было лишь экспериментально , исконным методом проб и ошибок. И хвала Господарю Владу, что с материалом для тех «проб» и тех «ошибок» в этой стране проблем нет — да хоть тебе кромешников для Бутовского солярия !

Впрочем, тамошние «ошибки» — случай особый: Менгеле таким способом просто набивал себе цену в глазах заказчика — всё того же Владимира Владимировича, — демонстрируя, сколь сложна стоящая перед ним, доктором, задача. Тогда как все ингредиенты настоящего солнцезащитного крема, способного уберечь кожу вампира от солнечных ожогов, были им (только — тс-ссс!..) успешно расшифрованы — по попугайной болтовне — давным-давно, и крем тот мог быть, при нужде, предъявлен заказчику «как только, так сразу».

Что до попугая, то он, без сомнения, принадлежал раньше кому-то из величайших алхимиков всех времен и народов, и много чего запомнил из разговоров прежнего хозяина. Одноногий англичанин, похоже, и сам не догадывается, какое сокровище ему досталось; частенько встречаясь-раскланиваясь с тем на заседаниях Опекунского совета и Особого трибунала (оба они входили в свиты своих патронов и их ближний круг), доктор сделал для себя вывод, что бравый мореплаватель, если и владеет латынью, то на сАмом что ни на есть церковно-приходском уровне — и бОльшая часть того, о чем неумолчно трещит Ларри Флинт, просто недоступна его пониманию. Ну а уж окружающих унтерменшей любого чина можно и вовсе не брать в расчет. Включая сюда и самогО Владимира Владимировича — который тоже, между нами говоря…

«Ты за языком-то следи! — всплыла в голове остерегающая фраза на русском. — Сегодня про себя подумал, а завтра на людях брякнешь!»

От одной мысли об эдакой промашке доктор едва не прикусил тот язык. Обшарил испуганным взором теряющиеся во мраке углы сводчатого лабораторного подвала: а не затаились ли там, за рядами клеток с подопытными , кромешники при исполнении? а он — не сболтнул ли, забывшись, нечто неподобающее ? Прокашлял внезапно пересохшее горло и, на всякий случай, произнес — на сей раз уж точно вслух, как бы в задумчивости и со сдержанным пафосом: