Ян Ващук: New Arbat Avenue

Лежа в ванне субботним вечером в аккуратной студии на Новом Арбате, по-семидесятски тесной, по-дветысячидесятски уютной, она фоткает себя, выигрышно ню в пене и полумраке, постит в инста – вытерев руку о бархатное полотенце – грам, ойкнув и чуть не утопив айфон в процессе. Подружка Настя с Ленинского – она такая же лапа – отвечает: «Хороша!». Еще бы не хороша, удовлетворенно улыбается она, ворочаясь, чтобы устроиться поудобнее в остывающей воде. Ты красивая, пишет некто Владимир Ш., профессиональный фотограф Москва. Горячая, пишет непонятный Владик. Главного не видно, типа шутит какой-то сальный козел. Набор смайлов от отчаянного школьника из замкадья – что там у него в потоке? – ну да, так и есть, микрорайоны, бетонные заборы, радуга из окна мытищинской панельки, драматичные селфи с другими такими же бичами в плохо освещенных туалетах бюджетных баров – это что, унитаз? – она выходит, выходит, смахивает, свайпает влево, стирает из памяти, встает на мягкое полотенце, течет на пол, выжимает волосы и медленно обтирается. Свеча на краешке ванны еще большая. Она смотрится в зеркало, смотрит на свое тусклое нагое отражение, делает еще один снимок – это уже для себя – ну, и, может быть, для Насти – ну, и еще на всякий пожарный для того хакера, который однажды взломает айклауд и выложит в сеть фотки Дженнифер Энистон, Милы Кунис и ее – если она к тому моменту уже будет в Бэль-Эйр, Лос-Анджелес, или в Нью-Йорке на 5th avenue. А пока – Arbat Avenue, как предлагает служба геолокации – мило, думает она, вроде как уже и не Москва, вроде как почти N. Y. C.

Она подходит к окну, расчесывая волосы гребнем, отдергивает занавеску и смотрит на улицу, на свой панорамный вью за 70K в месяц, на поток машин, на крыши магазинов и ночных клубов, когда-то бывших казино, на блестящий вдали Christ the Saviour Cathedral, на магнифиcентно иллюминированный Кремль, на подстриженные газончики и прозрачные остановочки, на скучающих на них в ожидании троллейбуса №2 хипстеров – ну да, рассуждает она, а чем не авеню, она достает телефон, открывает окно и, морщась от прохладного сентябрьского ветра, делает снимок, нечеткий, еще один, блять, как холодно, еще, вот этот вроде нормальный, она захлопывает окно и идет к кровати. Обрезает фото, отстраивает яркость и контраст – это важно, потому что так будет меньше видно эти дурацкие серые швы между строительными блоками на стене, this is so Russian, усмехается она про себя на – в перспективе – втором родном, «Как холодно», – подписывает на первом, подумав, добавляет хештег «арбат».

«Красотища», – комментирует Настька. Сидит безвылазно в инстаграме на своем Юго-Западе, похоже. Сомнительное удовольствие, размышляет она. «Могу согреть», – комментирует школьник из предыдущего поста, до этого говоривший только смайлами. Господи, думает она, сам-то хоть домой уже добрался-то? Ведь еще трясешься, поди, в своей жесткой подмосковной электричке, зажатый между двух злых бабок и дурно пахнущих мужиков, пялящихся в твой телефон, и тебе, наверно, действительно холодно, почти по-матерински нежно думает она. Давай беги уже домой, зайчик, не трать на меня заряд, оставь лучше на звонок маме и заветное «Я на платформе», – ведь добраться до конечной в твоем случае еще не означает добраться до дома, я лучше тебя знаю.

Я лучше тебя знаю, продолжает она уже вслух, каково это, когда тебе по-собачьи холодно, и тебя некому согреть. Когда любовь – это космический зонд «Вояджер-1», до которого радиосигнал идет 14 часов, и потом еще столько же обратно, и еще неизвестно, правильно ли он тебя понял и не врезался ли мимоходом в блуждающую комету, пока ты ждала ответа. Когда кажется, что ты чужая на этой планете, созданной специально для того, чтобы ты страдала. Когда единственный язык, на котором ты способна говорить, это язык пиктограмм и картинок, потому что любое человеческое слово, как неостановимый осколок метеора, больно бьет твое невесомое тело и норовит разгерметизировать твой скафандр, когда все окружающие тебя существа, активно общающиеся при помощи этих слов, выглядят сумасшедшими берсерками и непригодны для контакта. Когда ты – Стивен Хокинг, падающий в черную дыру, а твой вечер субботы – та самая черная дыра, выдающая себя за видимую вселенную с ее звездными скоплениями Медведково, Мытищ, Арбата, кремлевскими квазарами и расширяющимися межгалактическими пустотами остальной страны, где тебя угораздило родиться.

«Опубликовать твит?» – спрашивает Сири. «Какой, блять, – вздрагивает она. – Стой, куда!» Ваш твит опубликован, говорит Сири. Ой дура-а-а-а, твою-то мать, сотрясает телефон, так, так, твиттер, моя страница, удалить, вы точно хотите удалить этот твит? Ну ты загнула, пишет некий Вася1997, че куришь, пишет он, кальян по ходу был хороший, вторит Cowboy88, Наташ, ты че это, спрашивает NastkaMakaka – та же Настька, но в другом измерении, удалить твит, да или нет, спрашивает система, глупая машина, мне бы кнопку «Я не знаю», шутит она, неплохо, отвечает незнакомый какой-то ник, без скобочек, с точкой на конце, на вас подписан Родион Бездонников, сообщает твиттер, у Родиона в ленте одни тексты, а на аватарке черно-белый Родион с красивым узким лицом. «Наташ, сама написала?? Оч красиво!!!!» – по своему обыкновению обильно пунктуационно пишет Светка, вроде подружка, а вроде просто подписчица. У вас пять новых подписчиков – и все они такие зайки, рассуждает она. Удалить запись? Конечно нет, глупая машина. Господи, и правда холодно. Она встает, подходит к окну, проверяет ручки, да нет, все плотно, возвращается на диван, перечитывает запись.