Виталий Трофимов-Трофимов - Трехрукий ангел. Предапокалиптический роман

– С тобой так и произошло?

– Я резервная копия того, кем был раньше. Сохранил воспоминания на диск, а потом умер. И теперь я – всего лишь полезное воспоминание, которое даже покончить с собой не может. Меня возвращают обратно, чтобы я отбил их инвестиции. Скучно, правда?

Мухаррам промолчал. Он обошел по кругу тумбу с проекцией и вернулся на исходную точку в пяти метрах от Хащеева.

– У вас сложное имя, Шухрат Мухаррам. Не собрать анаграмму. Я иногда развлекаюсь на досуге, знаете ли, – прервал тишину Раиль. – Очень помогает сосредоточиться. В основном имена собственные. Они мне кажутся наиболее инструментальными. Из имени «Ариадна» получается другое имя собственное – «Адриана», а из имени «Карлос» получается «раскол». Но с вашим не все так просто: у него особое свойство. Неделимость, как у простых чисел.

– Ты что, умник?

– Не жалуюсь. Интеллект около ста пятидесяти. Раньше был выше, но я блокировал. Традиционно считается, что высокие интеллектуальные способности человека являются его преимуществом, но так говорят только те, кто не испытывают бремени своего интеллекта и не понимают, о чем говорят. На самом деле это экстремум, такой же, как дебильность, только с другой стороны. Высокому интеллекту сопутствуют перманентные депрессии, неудовлетворенность жизнью, убийственная скука, головные боли, метеозависимость, суицидальные идеи, неврозы, бессонница, социопатия, склонность к алкоголизму, имморализм, аддиктивность, маниакально-депрессивные психозы, иногда паранойя, навязчивый перфекционизм и лютая ненависть к штруделю. На самом деле, это как третья рука. В определенном смысле ее можно под что-то приспособить, но в целом это – уродство. Социально выгодное, одобряемое, но все-таки уродство…

Хащеев повернулся вокруг своей оси, вращая в разные стороны колеса инвалидного кресла, демонстрируя металлические вставки, идущие от левой ключицы к линии волос в районе виска. Три тонкие концентрические линии, сопутствующие разъемам интерфейса на голове, шее и ключице. Довольно странное сочетание, учитывая, что сигналы нейроинтерфейсов идут по спинному мозгу и люди предпочитают ставить гнезда прямого нейросоединения именно там.

– Ты слишком забавный для инвалида. Чтобы ощущать жизнь, надо не копаться в прошлом, а иметь свой якорь. Привязанности делают людей настоящими. Я играю на флейте и чувствую, что вся энергия космоса проходит через меня. Это как течение реки. В озере стоячая вода, оно рано или поздно станет болотом…

– У меня проблемы с формированием привязанностей, – рискнул прервать его Хащеев. – Мои биоритмы поддерживаются искусственно, нет ни желаний, ни привязанностей, ни страданий. Хорошо так жить? Нет?

Аналитик поднялся из инвалидного кресла и на своих двоих подошел к тумбе. Осмотрев динамику вращения сферы, он скинул с себя кожаную мотоциклетную куртку, обнажив вторую правую руку, интегрированную на уровне пятого ребра. Внешне она практически ничем не отличалась от биологической.

– Будешь кофе?

– Не думаю, – ответил Шухрат.

На запрет употребления кофе, распространяемый комитетом по этике, он, тем не менее, не сослался.

– Есть еще яблоки. Ты любишь яблоки?

– Я больше люблю клюкву в сахаре. Яблоки я не понимаю ни как продукт питания, ни как концепцию.

Хащеев рассмеялся.

– А я люблю яблоки. А клюквы у нас нет…

Раиль сдвинул вместе две проекционные клавиатуры и одновременно начал набирать на них команды. Это у него получалось синхронно. Чтобы наблюдать за тем, какие кнопки он нажимал, Раиль раздвинул в разные стороны глаза, отчего приобрел весьма глупый вид.

– Здесь мы отслеживаем динамику инфосферы. Большую часть работы выполняет Мультидомен. Информация разрастается как снежный ком… ну да, мы же в Антарктике!.. Постоянно появляются новые модели, информация умножается, люди живут в разных версиях истории, считают истинными различные версии. Может, Апокалипсис и не наступит, а вот Инфокалипсис уже наступил…

– Разные версии истории? – уточнил Мухаррам.

– Всегда существовало множество версий истории. Чтобы хоть как-то определить точку опоры, государства создавали летописную историю. Потом ее стали называть национальной. Но историй множество, они вступают друг с другом в противоречие. Появление национальной истории – это декларативная победа проекта, который написало государство. Не более того. Когда государство уходит – как у нас тут – появляется исторический плюрализм. Истории можно создавать с нуля в коммерческих целях, лицензировать их, патентовать и продавать. Ты идешь по улице, убежденный, что это США победили в Первой холодной войне, а рядом идет человек, в чьем историческом знании такого эпизода вообще не было. Стерто. Не просто не выучено, а отсутствует. Здесь мы отслеживаем все лицензионные и нелицензионные версии истории. Они все представляют для нас оперативный интерес.