Вадим Проскурин - Дверь в полдень

В левом кармане джинсов Гвидона лежала толстая пачка цветных бумажек общей стоимостью около десяти тысяч рублей, а в правом кармане — десять темно-зеленых бумажек по сто долларов каждая. Все бумажки были изготовлены в двадцать третьем веке и формально являлись фальшивыми, но в этом времени ни один детектор не смог бы обнаружить ничего подозрительного. Секреты бумажных денег давно перестали быть секретами, вся информация, необходимая для точного копирования банкнот двадцать первого века, попала в открытый доступ еще лет сто назад. При желании москомп мог изготовить хоть целую тонну фальшивых денег.

Но в цели Гвидона не входило устраивать в прошлом финансовую диверсию. Деньги ему были нужны прежде всего для того, чтобы самостоятельно выбраться из леса и доехать до Москвы. Теоретически, это можно сделать и бесплатно, но москомп оценивал шансы на успех как один к десяти. Трасса, рядом с которой находился портал, проходит слишком далеко от обычных маршрутов автостопщиков.

Минут через тридцать Гвидон стоял на обочине дороги лицом к автомобилям, едущим на восток. При приближении очередной группы машин он поднимал руку и помахивал ею, москомп сказал, что этот жест означает просьбу остановиться и подвезти. Москомп предупредил, что стоять придется долго, и не обманул.

Почему-то автомобилисты не горели желанием подвезти попутчика. Это было странно — в родном времени Гвидона любой бы остановился, увидев человека, нуждающегося в помощи. Правда, в родном времени Гвидона никто и не останавливал машины без крайней необходимости, а здесь это считалось в порядке вещей.

Дорога была очень узкая, всего один ряд в каждую сторону. Чтобы обогнать попутный транспорт, автомобилям приходилось выезжать на встречную полосу. Движение было очень интенсивным для такой узкой дороги, медлительные грузовики собирали за собой по десять-пятнадцать более скоростных машин, которые хотели бы их обогнать, но не могли, потому что встречная полоса все время либо была занята, либо не просматривалась достаточно далеко. Даже в юности Гвидона, когда автоматическое управление на подмосковных трассах еще не ввели, такого безобразия на дорогах не наблюдалось.

Только через четверть часа Гвидону удалось наконец-то остановить машину. Машина была довольно большая и вся какая-то угловатая, передний торец ее кузова пересекала наклонная полоса. Если бы не треснутое лобовое стекло и не замызганный салон, ее можно было бы назвать роскошной.

Водитель запросил вдвое большую сумму, чем должна была стоить такая поездка по словам москомпа. Гвидон понимал, что стоит поторговаться, но торговаться не хотелось — Гвидон опасался, что машина уедет и снова придется торчать на обочине неизвестно сколько времени. Ну его…

— Поехали, — сказал Гвидон.

Машина плавно тронулась с места и поехала по дороге, быстро набирая скорость.

— В Москве тебе куда? — спросил водитель — молодой бритоголовый детина с лицом, не отмеченным особым интеллектом.

— Метро «Теплый Стан».

Водитель задумчиво пошевелил губами, должно быть, безмолвно разговаривал с собственной совестью, запротестовавшей против бесстыдно заломленной цены. После короткого диалога совесть замолчала, водитель просветлел лицом и спросил Гвидона:

— За грибами ездил?

Гвидон промычал нечто невразумительное. Меньше всего ему сейчас хотелось вступать в долгий разговор ни о чем. Гвидон вытащил коммуникатор и собрался набрать номер Максима, может, он уже вернулся из путешествия в будущее. Увидев коммуникатор Гвидона, водитель радостно воскликнул:

— Ух ты! Прикольная у тебя мобила! Дай посмотреть!

— От дороги не отвлекайся, — буркнул Гвидон.

Водитель насупился и замолчал.

Гвидон набрал номер Максима, вначале домашний, потом мобильный, но ни один не отвечал. Должно быть, Максим еще не вернулся из будущего.

Гвидон откинулся на спинку кресла и попытался расслабиться.

— Сдается мне, этот переход будет последним, — сказал Максим, в очередной раз наклоняясь над машиной времени. — Поехали!

Максим ошибся, этот переход не был последним. Но цель путешествия стала совсем близка, теперь это было видно невооруженным глазом. К груди деревянного идола был приклеен кусок глянцевой бумаги, исписанный надписями на разных языках, две надписи Максим разобрал. Первая гласила «Brifing wil begin at B9BA08 °C0000», вторая — «Лекцыя начнеца в B9BA080D0000».

— Оригинальная у них орфография, — заметил Колян.