Георгий Зотов - Айфонгелие

И тут ты спросишь: а что же изменилось за двести лет?

Откровенно говоря, ничего, душа моя. Разве что разрешили всё, о чём барышни мечтали долгие века, вожделея показать перси на расстоянии без опасности быть осуждённой и заклеймённой «падшей женщиной». Ты извини, я опять по поводу персей, но такое уж состояние… Был в клубе – на своеобразном балу, где проводятся танцы, только не пары вальсируют, а голые отроковицы возле больших вертикальных жердей извиваются. Грешен, грешен, душа моя, – только сам Господь сможет меня простить, но вряд ли захочет. Так вот, нагие девы отплясывают, а тем, кто ещё не разделся полностью, можно засунуть казначейскую ассигнацию за пояс панталон. Тема скользкая, однако ж упомяну – панталоны, моя чаровница, сейчас эдакие, что вроде бы на первый взгляд есть, а в то же самое время таковых и вовсе нет. Ткани в них весом не более чем половина золотника [42] Русская мера веса – примерно 2,5 нынешних грамма. , а то и меньше. Ты спросишь – да почему же они на сиих девицах-то держатся? Этого я не знаю, Аннушка, – с Божией помощью, не иначе как. Отдельного слова заслуживает современное искусство. Матушка, сие нечто уму непостижимое. Господь свидетель, прибить свои муде к брусчатке Красной площади гвоздём нынче вовсе не шизофрения, а смелость и борьба с прогнившим режимом. Представь себе, моя дорогая, что все наши повстанцы во главе с Рылеевым и Муравьёвым-Апостолом дружно, под аплодисменты восхищённых их мужеством солдат гвоздят мошонки к Сенатской площади, рыком библейским требуя от государя уйти в отставку. И Николай Павлович, устыдившись, слагает корону и удаляется в монашеский скит. А что сейчас называют модным словом «перфоманс», мне тебе и объяснить стыдно. Это как бы я Гоголю под дверь насрал, а сие действо всерьёз бы обсуждали маститые критики от литературы: под каким углом я всё сотворил и что хотел сказать уникальной формой произведения, – думается, борьбу с царизмом тоже приплетут. Сущность бытия московитян, Аннушка, – не мыслить об искусстве, не желать мановением пера произвести нечто, благодаря чему ты останешься в веках (да, неловко хвастать, но меня в будущем до сих пор читают), а изобрести, как лучше всего эпатировать публику. Кому такое искусство не нравится, тех принято осуждать и называть ретроградами, посему пронзёнными муде публично восхищаются.

Кстати, я страшно удивлён: крепостное право не исчезло.

Нет, крестьян освободили через двадцать четыре года после моей смерти, но сейчас наше рабство возрождено. Работники, привязанные к офису (разновидность имения новых помещиков), несут барщину, трудясь зачастую в праздничные и выходные дни, и всецело зависят от своего господина, швыряющего им гроши, позволяющие не умереть с голоду. Удивительно, но большинство таким положением дел вполне довольно. И они считают себя свободными людьми, раз их не продают на рынке! Ну, во-первых, работают они так, что их всё равно никто не купит, а во-вторых, помещики превосходно овладели искусством пускать пыль в глаза. Они охотно убедят крепостного, как тот ценен, вон других-то порют на конюшне, а тебе, Митрофанушка, все блага, только паши вволю и вот на ночь ещё задержись, разбери документы, тебе же кредит за лачугу выплачивать. Кредиты, матушка, хуже кавказских абреков, и аналогично служат для закрепощения. Ты сама помнишь, как я бегал, словно заяц, от ростовщиков, а проценты росли да росли день ото дня? Иной крестьянин Московии и рад бы плюнуть на помещика и уйти, да нельзя – чем долг за железную самодвижущуюся повозку (заменяющую тут шестерик лошадей) выплачивать? Вот и терпит и оскорбления, и самоуправство – суть как раньше с нашими мужиками, кормильцами от сохи. Разве что теперь крепостные не в лаптях, а при галстухах ходят, однако ж какая разница. Да, и ещё по кредитам: представляешь, тут есть люди, взявшие в долг деньги Северо-Американских Соединённых Штатов. Господь всемогущий, да я не знал, как сами-то Северо-Американские Штаты выглядят, а не то что их ассигнации. За один заокеанский талер дают аж шестьдесят целковых. И общая забава – следить за курсом талера, падает он к рублю или растёт. Чего уж там – в талерах многие держат свои сбережения, ими платят взятки чиновникам, в них установлены цены на многое, включая билеты на летающие воздушные сигары. Вот я думаю, предложи я расплатиться талерами в моё время, за какого идиота меня бы приняли в Петербурге? Я же в Турцию с червонцами ездил, и брали их за милую душу. А тут такие вот сплошные неприятности.