Ольга Славнейшева - Нет прощения!

— Вига Кермит предал свою черту, — по слогам прочитал Эрлиг. — Мы тоже хотим жить!.. А это что там?

— Купол — для всех, — разглядел Лаки надпись на белом полотне. — Как бы не так!

— Они что, протестуют только по ночам? — удивился Эрлиг. — Поехали отсюда!

Лаки свернул в переулок, но тот оказался перегорожен военным «рейсом».

— Не нравится мне все это, — заметил Эрлиг.

— А уж мне как не нравится!

Лаки сдал назад.

— Всем разойтись! — приказал бесстрастный голос через усилитель. — Немедленно очистить площадь!

Сумеречные люди лишь сильнее сплотили ряды. На их лицах лежала печать унылой решимости. Какая — то женщина визгливо кричала, тыкая в окружающих тряпичным свертком. Фары «флешкарра» осветили ее, и Лаки увидел, что в сверток завернут ребенок, а лицо женщины покрыто коростой солнечных ожогов.

Они проехали пару кварталов в обратном направлении, прежде чем свернули на нужную дорогу, где Лаки, чертыхаясь, наконец прибавил скорость. Городские окраины, погруженные в летаргический сон, проплывали в почти кромешной темноте, многие окна первых этажей закрывали бронированные ставни. Потом за чугунной оградой потянулся запущенный парк, и Эрлиг сообщил:

— Это то, что нам надо. Поезжай вдоль забора до арки, там свернешь.

Его ноздри раздувались от нетерпения, глаза блестели. За аркой начиналась аллея. Ветви столетних деревьев переплетались над узкой дорожкой, достаточно широкой лишь для одной машины. Гравий шуршал под колесами. Среди деревьев что-то белело, и Лаки с удивлением понял, что это — надгробные камни.

— Это кладбище, — глядя перед собой, сообщил Эрлиг.

Дорожка петляла и в конце упиралась в квадратную площадку, а дальше была церковь, небольшая и довольно уютная. Синие конусы прожекторов подсвечивали ее снизу, скользя вдоль боков, и смыкались на кресте, который сиял на фоне звездного неба. Пока они, не торопясь, подъезжали, начал бить колокол.

— Останови, — попросил Эрлиг. Лаки остановил машину, метров на десять не доезжая до входа.

— А теперь смотри.

Страйк непонимающе взглянул на Эрлига.

— Та-дам! — пропел тот, поднимая руки. Лаки поглядел вперед. Подсветка с каждым ударом меняла свой цвет в сторону кроваво — красного. Планка креста поехала вниз. Вдоль дорожки вспыхнули огни, а из окошка под звонницей полез густой туман.

— Добро пожаловать в церковь! — торжественно объявил Эрлиг.

Лицо человека в красных ритуальных одеждах, встретившего их сразу возле входа, было покрыто узором запекшейся крови. Даже не взглянув на Эрлига, он заступил дорогу Лаки, изучающе поглядел на него, потом произнес какое-то отрывистое слово и шагнул в сторону.

— Он понял, кто ты, — пояснил Эрлиг, открывая тяжелую дверь. — Они чувствуют нас.

Внутри было темно. Сразу за дверью начиналось небольшое помещение, заполненное обувью верующих. Эрлиг подал пример, расшнуровав свои ботинки. Лаки поступил так же. Освободившись от обуви, они прошли в святилище. Витражи в стрельчатых окнах дробились огнями подсветки.

— Ничего картинки, правда? — шепнул Эрлиг. — Особенно вот эта.

И он указал на один из витражей, где прекрасный юноша с черными крыльями протягивал руку человеку, не способному преодолеть стену огня без посторонней помощи.

«Он не отречется ни от кого из вас», — прочитал Лаки светящиеся буквы рядом с картинкой.

— Аминь, — оскалился Эрлиг. — А теперь пойдем к братьям.

Вдоль стен, скрестив ноги, сидели люди в черных монашеских одеждах, почти сливаясь с темнотой в своей неподвижности. Из-за алтаря рокотала тревожная музыка ритуальных барабанов. Лаки обратил внимание на алтарь, заставленный пирамидками горящих свечей. Еще на нем стояли курильницы, и струйки пряного дыма поднимались вверх. Лаки удалось разглядеть среди свечей кредитные карточки, небольшие круглые тыквы, перья и ягоды амулетов. Лаки принюхался. Еще в церкви пахло чесноком. Он уселся на свободную циновку, привалился к стене и почувствовал себя весьма неплохо.

— Если захочешь спать, не вздумай уснуть! — предупредил его Эрлиг. Вернулся жрец, светильники вспыхнули ярче. Ритм барабанов изменился.

По сигналу жреца несколько монахов вынесли большие курительные чаши, жрец возжег их, одну за другой, и повалил дым.

— Край света близко, — сказал жрец. У него был островной акцент, но черты лица терялись под кровавой маской. — Мы завершаем путь чистыми. Мы откупаемся от зла этого мира очистительной кровью.